Рясы были длинные, почти до пола, и перехватывались на поясе толстой вервью. Через плечо перекинули по холщовой суме с индульгенциями. Приняли для смелости - и в народ: "Покупайте индульгенции, спасайте ваши души! Святая церковь отпускает вам все ваши грехи за минимальную плату!.." Ну и так далее. Интересно, что народ действительно активно реагировал и покупал. Сначала - нерешительно, очевидно, не понимая, шутка это или всерьез. Потом, по мере разогревания вех и вся, - с возрастающим энтузиазмом. За каждую индульгенцию нам давали от десяти копеек до полтинника. При тогдашних ценах порядка полутора рублей за бутылку крепленого вина мы продали душеспасительных отпущений, наверное, не менее, чем на полъящика. Не сразу, конечно, но постепенно: набежит немного - выскакиваем, прямо в рясах, в магазин неподалеку. Продавщицы и посетители делали большие глаза и в шоке смотрели, как неизвестно откуда появившиеся тут монахи упаковывают "Солнцедар" в свои холщовые сумы. И так - через каждые полчаса. Мы, конечно, пили не в одиночку, а обильно делились с друзьями, тоже карнавалившими, но в гораздо менее экзотическом формате: ну, там, масочка "венецианская", очочки с блесками...
ХII. 2. Уленшпигель. Интересно, что летом того же года эти рясы, так и не сданные назад в театр, были использованы в новом маски-шоу, помасштабнее предыдущего. У нас в Таллине тогда снимали фильм про Тиля Уленшпигеля, и в качестве массовки набирали разных людей. На Ратушной площади был организован средневековый рынок: с лотками, акробатами, стражниками и даже специальным инквизиционным костром, где к композиционно возвышавшемуся над всей сценой столбу было привязано чучело растрепанной ведьмы, обложенное внушительными вязанками хвороста. По рынку тусовался загримированный и переодетый народ, рыскали киношники и в мегафоны раздавала команды режиссура.
Мы с Эдиком наблюдали за всей этой сценой со стоявшей неподалеку от места действия лавочки, закручивая папиросу. Тут я вспомнил, что у меня дома завалялись две монашеские рясы. Не слабо ли будет, для прихода, прикинуться под "доминиканцев" и затесаться в толпу? Эдику идея понравилась, мы сгоняли за рясами, и, подходя к съемочной площадке, надели их поверх одежды. Получилось неплохо. В таком виде мы запросто зашли за техническое ограждение и принялись разгуливать по рынку. И тут, к удивлению, обнаружили знакомое лицо: Викинг!
Этот Викинг был странный парень. Родом из Барановичей, он в самом деле напоминал своим видом, учитывая волнистый хайр до плеч и серьезную бороду, древнего берсерка - человека-медведя. И вместе с тем - православного батюшку. В Таллин Викинг, он же Витя, приехал вскоре после Леннона, тоже по наводке Люти - той самой девушки, с которой я впервые встретил Сашу в нашем городе, на Ратушной площади, снежным январским днем семьдесят четвертого.
Для вписывания в уленшпигелевский типаж Викинга даже не нужно было специально гримировать. Он играл роль нищего, сидя на земле, в лохмотьях и босиком, прислонившись спиной к столу менялы. Прямо у него под ногами я увидел знакомую фигуру из двух длинных булыжников: L - лобное место, мистическая Голгофа.
В это время режиссер начал давать команды в мегафон. По всей видимости, все сцены были просчитаны, и все люди, находившиеся в поле зрения камер, должны были выполнять какие-то строго определенные действия. А нам с Малышом что делать? Тут мне приходит в голову одна идея и я срочно объясняю ее остальным. Викинг, который, по официальному сценарию, должен был просто сидеть - почему-то со свечой в руках - перед своей деревянной чашей для подаяний и ни хрена не делать, превращался в торговца-свечника. Мы с Эдиком, как два монаха, подходили к нему, потом я доставал из кармана монету и бросал ее в чашу. Викинг, со словами "спасибо, падре", протягивал мне свечу, которую я церемонно принимал, крестя при этом берсерка характерным римским двуперстием.
"Приготовились, - послышался голос режиссера, - камера!" Тут весь народ вокруг заходил, задвигался, откуда-то взялись всадники в латах... Мы с Эдуардом, следуя собственному сценарию, как бы прогуливаясь с глубоко опущенными на лицо капюшонами, подошли к Викингу. "Благослови, святой отец!" Я демонстративно кинул в чашку медную монету... И здесь все почему-то закричали, запричетали... Я глянул в сторону - над центральным столбом поднимались черные клубы дыма, словно горели автопокрышки. Это инквизиторы подпалили ведьму. Огненные языки взмыли к небу, в синеве которого, высоко-высоко, блестел крест на шпиле церкви Святого Духа.