Школа наемников

По полю танкеры катились, Омега шла в последний бой, А молодого небохода Несли с пробитой головой.

В сезон дождей заплачет небо, Прольет слезу на патронташ, И три разбитых авиетки Украсят утренний пейзаж.

На Iyca покосились, но песню никто не подхватил: на Полигоне не поют про небоходов. На Полигоне по­ют про «мясо». 1ус отпустил молодых людей и, нетвер­до ступая, поплелся к кружку певцов. Леке старался не вслушиваться в тоскливый вой местных, оплакивающих свою судьбу. По совету Гуса он дергался, хватался за го­лову, делал вид, что отхлебывает из кружки. Артур по­шел дальше: заполз под стол и улегся спать.

Время шло. Леке уже потерял ему счет. Ноги подгиба­лись, мысли в голове перепутались, он жутко устал. Пред­ставил, как останется среди «мяса» и через сезон, а то и раньше, тоже начнет жрать кактусовку, лишь бы забыть о прошлом и не бояться будущего, будет тискать баб на виду у всего поселка, зубы почернеют, волосы отрастут и спутаются, он забудет, что такое мыло, тело станет непо­слушным, мышцы потеряют эластичность... Леке словно увидел себя со стороны — беззубого молодого старика со взглядом вареного ползуна, трясущегося, жалкого... Испу­гался, вздрогнул и обнаружил, что сидит прямо на земле возле лужицы блевотины и собирается заснуть. Еще не­много, и кто-нибудь по нему пройдется.

Вокруг стало тише. Со всех сторон доносился оглу­шительный храп. Возле догорающего костра дрых 1ус, свернувшись калачиком. Из-под стола торчали ноги Ар­тура. Девочка, которую Леке видел в доме Бороды, во­ровато озираясь, подбирала объедки. М-да. Хорошо же староста заботится о своих людях.

Курсант не спешил подниматься. Пусть думают, что он тоже спит.

В крепости чтото происходило. Царило неявное, скрытое от чужих глаз оживление. Леке нащупал нож, отщелкнул от браслета — удобная рукоять легла в ладонь. А что это там такое у стены? Недокормленная девочка метнулась к дому. У стены спорили — трое сбились в ку­чу, ссутулились, обняли друг друга за плечи. Сначала они спорили почти беззвучно, потом — все громче.

— Пацан дело говорил! Валить надо! На эту... как ее... не стра... не сратигическую высоту!

— Здесь сте-ны! Сте-ны! — втолковывал второй. — А там — нет! Голый камень. Некроз. Что жрать будем? Тебя?

— Цыц! Много тебе будет проку от жратвы? Дохло- муто?

— А ты думаешь, Борода отпустит? Не! Мозги свои рыбьи напряги!

— Ты кого рыбой назвал?

Леке глянул на Гуса: спина напряжена, мужик давно проснулся и прислушивается. И Артур проснулся, но пока сидит под столом, не высовывается. И вдруг сза­ди раздался выстрел. Леке упал вперед, перекатился, краем глаза заметил, как метнулся под стол 1ус.

На миг воцарилась тишина.

А потом все пришли в движение одновременно: по­выскакивали из домов мужики, кто одетый, а кто и на­гишом, заорали, заметались бабы, началась пальба. Бо­рода крикнул:

— Гра-а-абят! Это все они! Гус и его выкормыши! К оружию!

1ус витиевато выругался. Леке выщелкнул клинок и приготовился к бою. Прятаться под столом бесполез­но, надо уходить, пока дикие не продрали глаза. Артур выкатился из-под стола, встал на колено, выхватил «ха- уду» и выстрелил, почти не целясь. Размахивая руками, Борода захрипел и повалился на спину. Леке охнул: ну и дурак Артур, ну идиот наивный! Пьяную толпу не ос­тановишь убийством вожака, они сейчас поймут, кто пришил старосту, и растерзают пришлых.

— Мутафага тебе в жопу и холмовейник навстречу! — заорал Гус. — Уходим, ползуновье отродье!

Леке кинулся к Артуру, который четко, как на учеб­ке, продолжал отстреливать жителей крепости, схватил героя за шиворот и резко дернул. Упали оба, и вовре­мя: местные сориентировались, в землю ударило сразу три пули.

— К воротам! — прорычал Леке на ухо Артуру.

Прижимая к груди бесполезный пистолет-пулемет,

1ус уже спешил туда — по стеночке, боком, непримет­но так.

Леке проследил за ним и решил отвлечь местных. «Что же, — подумал мельком, — значит, будем убивать. Давно пора начать. А то меня убьют». Он прыгнул. Ар­тур за его спиной, как Леке надеялся, отползал к выхо­ду. A Iyc уже должен был открывать ворота.

С земли курсант подобрал обломок стального пру­та пальца в три толщиной и в руку длиной. Левой он сжимал нож, правой — прут. Улыбнулся толпе. Сколь­ко их тут? Все с огнестрелом, но пьяные, еле на но­гах стоят. Они никудышные бойцы, ничего толком не умеют.

Леке врубился в толпу. Правосторонняя стойка — прутом по рожам, по рукам; левосторонняя — режущий удар ножом. Теперь оттолкнуть корчащихся диких, и снова шаг вперед. Так... ноги чуть согнуть, ударить бли­жайшего врага прутом по голени — на-ка, получи-ка! Противник взвыл, выронил обрез, свалился на землю и принялся кататься, сбивая пошатывающихся одно­сельчан. Леке развернулся и полоснул ножом попавше­гося под руку растяпу. Брызнула кровь, в темноте она казалась черной.

— Леке! — крикнули от ворот.