Школа. Первый пояс

— Даже так? — мама задумалась, но затем покачала головой. — Стать клятвопреступником? Ради чего? Зачем так лгать себе? Не лучше ли сразу порвать с Орденом? Не плодить ненужных обид. Чтобы ты не говорил, но на землях пояса множество идущих, что сумели прорваться и подняться в следующий.

— А ты, получается, не хочешь, чтобы я воспользовался ими, как опорой на своём пути.

— Не тогда, когда по городу ходят такие рассказы, а сердцу кажется, что будет страшная беда.

— Где только ты услышала эти свои бредовые слухи, — я скривился и схватил кружку, жадно её опустошив.

— Слухи? — мама, кажется, впервые за этот непростой разговор повысила голос. — Соседние два дома сплошь осиротели! Все сыновья погибли там, в кровавом лесу. И дома уже освободили! Буквально на днях всех выселили!

— А что будет, — я помолчал, — Если я ослушаюсь?

— Сынок. Ничего не будет. Я могла бы кричать, грозить, гнать прочь, проклинать... Но разве я посмею? Только моё сердце будет разрываться каждый день. А если ты однажды сгинешь, то оно разорвётся.

— Не хочу слышать таких глупостей. У тебя — Лейла!

— Это правда. Материнское сердце не обманешь. Тебе нечего делать в Ордене. Там ты сгинешь. Сын? — мама схватила меня за руку. — Хочешь я стану перед тобой на колени?

— Ты думаешь — это заставит меня изменить решение?

Глава 22

— Ха! Здорово!

Удивительно, но нулевые вернулись в Школу раньше всех. Я уже несколько часов сижу посреди двора, погруженный в свои мысли. И только сейчас начали появляться остальные.

— Зачем мешать медитировать?

— Эт кто медитировал? Ты? Не по-хо-же. Тем более пора отдохнуть. Слишком гонишь ящера. Давай открой глаза. Хочу тебя отблагодарить.

— За что?

— За учёбу. Мои Волки были на рынке, сопровождали молодого мастера. И я обратил его внимание, что на прилавке средь обычного протальника выложен стебель змеиной травы.

— Ага.

Нехотя поддержал разговор. Понятно о чём речь. Разница в цене раз в пятнадцать.

— Молодой мастер похвалил, что я взялся за ум и сказал — как разделаюсь с Орденом, то мне будет место в его втором десятке. Ты б знал, как пыжился мой отец!

— Ну вот, лодырь, — новость меня немного расшевелила, вырвала из бесконечного круга размышлений. — А говорил, что это тебе не пригодится.

— Ага, неправ был. Считай — должен. Пусть простой ватажник те в Академии и даром не нужен. Но долг на мне есть. Держи!

Я ухватил протянутую руку за предплечье, стиснул до побелевших пальцев. Отпустил, только когда Гунир крякнул, признавая поражение. Долго смотрел ему вслед с кривой улыбкой. Затем заметил ещё кое-кого.

— Дарит! Подойди, разговор есть.

— Чего тебе? Дай угадаю. Ты снова хочешь что-то узнать. Только для этого я тебе и нужен!

— Что поделать, если ты и впрямь в этом хорош?

— Лесть? Это я люблю.

Дарит щёлкнул пальцами, снова вгрызся во что-то непонятное, пахнущее хлебом, и с полным ртом невнятно произнёс.

— Спрашивай.

— В правилах написано, что каждое новое звание в иерархии Ордена даёт выходцам Нулевого возможность вытащить из-за границы ещё кого-то. Как ещё это можно сделать? Прорваться с Воина и переехать в третий?

— Ну, ты, — парень подавился и, откашлявшись, повысил голос. — Ты, пастух! Хоть иногда отвлекайся от медитации, открывай глаза и смотри вокруг. Что ты видишь?

Мне под нос сунули недоеденный кусок. Не найдя подвоха, я осторожно описал увиденное.

— Лепёшка какая-то. Свежая.

— Лепёшка?! Это лучшая сдобная булка моего квартала!

— И чё? — я повторил любимый вопрос Гунира.

— Кто её печёт, по-твоему? Воин? Кто ставит тесто, греет печь, продаёт в лотках, толкаясь на улице? Кто нам разносит еду, глупый пастух?

— Хватит оскорблять. А то дам по шее. Не думаю, что Воины. Обычная Закалка.

— Правильно, пастух! — отмахнулся от моего предупреждения парень. — Плати подушный налог и можешь хоть весь свой посёлок сюда выписать.

— Весь не надо. И сколько?

— За пересечение не помню. Никогда не интересовался. Наверняка недёшево. Даже подушный здесь — полсотни зелени в год для ребёнка, что не ступил на путь. Потом сразу после десяти лет — сотня зелени. За каждую звезду меньше на десятку. После восемнадцати опять накинут сотню монет к плате.

— А сколько зарабатывают?

— С Закалкой, если ни в бойцы не идёшь, ни ремеслом не владеешь, то под две с половиной тыщи зелени в год. Воины, ремесленники — больше. Те же ватажники, к примеру, гораздо больше. Но у них там и мрут часто.

Выходит прилично. Мне вспомнились выселенные дома.

— Тут недавно куча послушников погибла в лесу.

— Ага, — Дарит помрачнел. — Гнездо выжигали. Такое раз в два-три года случается. В этот, правда, совсем всё худо вышло. Даже приём увеличили.

— Так что с семьями, которые остались без Воинов? Пинком в нулевой?

— Ну, ты уж прям! Не дай Небо, власть получишь в Ордене, — покачал головой парень. — У них три пути. Самый сложный — самим платить увеличенный налог, как семье без основы и бесполезным на пути возвышения. Попроще — договориться с кем-то, чтобы они по их спискам проходили. Тут уж кто как договаривается.

— Например?