Школа Стукачей

шит зону «воровскими понятиями» разборками «как ана есть», хочет

- превращает в рай, наводнив через блатных дешёвой наркотой. Од-

но слово – зампорор.

Воплощение власти. Силовик. Прокуратор на «ниссане».

Дильшод по слёзной просьбе мамы, горячо любимой, убил своего па-

хана. Такой вот бытовой фрейдизм.

Без особого, как я понял, сожаления убил.

Угостил добрым армянским коньяком, а потом запинал папу до

смерти всякими нагасаками боевого каратэ. Фул контакт. (Папа пла-

тил за уроки с пяти лет, чтоб сынок гармонично развивался).

Последний путь папы Дильшода пролёг бесславно через мусорный

мешок, багажник дильшодовской шахи, и окончился было в таш-

кентской речушке Анхор.

Ан - нет, папа тоже упрямец был ещё-тот, даром, что ли маму так за-

ебал, возьми да и всплыви! Метрах в трёхстах от здания узбекского

совета министров. Смогли бы такое замять? Даже за большое бабло?

Короче, грузанулся Дильшод по-полной.

Но мама-то добро помнит, наезжает каждый месяц, отстёгивает

Имомову, как положено, и по-моему ещё что-то отстрачивает по

15

ходу.

За эти её скорбные труды Дильшод едет на зоне, абсолютно ни с хуя.

Все ему в зоне похуй-не-ебись. Мужики по двести душ в бараке ютят-

ся, а он один жжёт в кутупхане, эта так у узбеков библиотеку

называют.

Ку-туп-хана. Сами представляете, какие шедевры в шараге с таким

названием. В стиле любовной переписки Энгельса с Каутским.

Но Дильшод, как вы уже, наверное, поняли - совсем не книжный

червь.

Он в библиотечке закроется с утреца, и давай ногами урра-мама-

ши хуярить по «Капиталу» - то Карла Маркса.

Потом в обед, поджарив себе на «машке» мясца, придаётся сиесте.

«Машка» - это электроплитка, запальная хуйня. Спалитесь с

«машкой», такие же головняки, как и с машинкой героина. Запал

есть запал! Машки – вне закона.

А у Дильшода «машка» - открыто стоит. Во как.

Он написал тушью красивую «Опись инвентаря», заполучил с покло-

нами августейший вензель Имомова, и теперь задняя часть библио-

теки превратилась в кухню гурмана.

«Чтобы книги не совсем отсырели» - поясняет Дильшод молодым

офицерам-практикантам, всюду сующим свой нос и не познавшим

ещё суть вещей в зоне.

И тут в устоявшийся порядок вдруг врывается какое-то чмо с по-

следнего этапа – я.

В робе на три размера больше, чем положено. С плохо выбритым ту-

пой «мойкой» скальпом. Слегка перекошенных очках с толстыми

стёклами.

И кто шутку-то сыграл, Хозяин! Тут даже Имомов не в силах по-

мочь. Покряхтел Дильшод, разбил себе со злобы об стену кулаки, а

хули делать, Хозяин повелел о своём сыне позаботится.

Разумеется, Дильшод по первой принял меня за козла. Думал, я за

подвиги сучьи добился высокого назначения.

Когда узнал про компьютер, догнал что я ботаник беспонтовый, и

долго от всего сердца смеялся. И надо мной и, думаю, над

администрацией.

Он знал, что комп провалялся в штабе месяца три. В посёлке не

нашлось своих биллгейтсов, а из Ташкента выписывать кудесника

постеснялись.

И тут "посадили, наконец, компьютера" – меня - мистера «Yes».

16

Гарри Гудини папского района, наманганской области.

Ну, хрен с тобой, живи. Только вот что – занимайся со мной англий-

ским по часу в день, понял, да?

Как же, как же, с превеликим нашим удовольствием.

Я знаете, какой классный специалист по английскому, глухонемой

через месяц заговорит как БиБиСи.

Заодно привёл в порядок читательские формуляры, переставил кни-

ги по каталогу, и даже написал статью в межзоновскую многотираж-

ку «Время». Под фамилией Дильшода, разумеется.

Типа будни библиотекаря-просветителя, твёрдо ставшего на путь ис-

правления.

Библиотека это прекрасное место чтобы отсидеться по приезду в зо-

ну.

Я провёл в тюрьме год, нормально там адаптировался, но приехав в

зону, где совсем другой порядок вещей, несколько обосрался. Би-

блиотека стала мне спасительной крепостью. Стартом в новую

жизнь.

***

Приходил туда с подъёма и торчал в ней до самого отбоя. Вскоре

Дильшод перестал обращать на меня внимание. Я полностью взял на

себя ответственность за работу с читателями, которые тоже были ра-

ды перемене. Теперь их стали пускать внутрь.

Из всей марксистско – ленинской майнкампфии я выфильтровал с

пару десятков вполне читабельных книг, в основном русских и зару-

бежных классиков и выставил их на видные места.

Представлял себя тогда русским хранителем музея из «Белого солн-

ца пустыни», эдаким очкастым чудаком, застрявшим в Азии посреди

гражданской войны.

А таких чудаков обычно не принимают всерьёз и вообще не обра-

щают внимания. Что мне и было нужно. Не люблю избытка внима-

ния к моей скромной персоне. Так спокойнее. В тюрьме люди обра-

щают на вас внимание только в одном случае - когда им что-то от вас

нужно. Боюсь, на свободе тоже…

Благодаря ежедневным урокам английского для Дильшода, он взял

меня на полное довольствие, то есть накладывал мне в миску узбек-

ской шурпы в обед и плова или жаркопа вечером.

После зоновского пердючего супа с репкой и синеватой рисовой

каши, полной как млечный путь, камней, эта жратва таяла по капле

17

у меня во рту.

Дильшод, как и большинство узбеков, прекрасно умел готовить. А

долгими вечерами, побродив где-то между книг среди своих много-