Школа в Пекине (СИ)

Рядом с Западной башней, недалеко от места археологических раскопок седьмого курса, Тай-суй препирался с Чжужуном. Помимо восстановления из пепла и близких дисциплин, Чжужун временно читал в этом году у седьмого курса морфологию облаков и закатов, и, собственно, предметом спора были его ученики. Тай-суй считал, что следует пресекать забаву, которую они в последнее время выдумали: забираться вечерами во время заката на крышу Восточной башни и усилием воли формировать из облаков разные фигуры - от бабочек и стрекоз до огромных пагод. Особенно преуспевали в этой игре Аянга и Юньлун, хотя никто и не понимал, как они этому научились и как семикурсники допустили их в свой круг.

- По небу плывет черт знает что, - ровным голосом втолковывал Тай-суй. - Полгорода это видит.

- Со всем моим уважением к вам, - тихо, но твердо возражал Чжужун, - я склонен только поощрять такие игры, ибо что это как не научная практика?

- Вам не кажется, что за пределами школы все это вызовет ненужное удивление? - сухо спросил Тай-суй. - Вон тот верблюд, к примеру, обладающий таким выразительным сходством с… э-э-э… одним из членов бывшей императорской семьи?

- За пределами школы никто давно уже ничему не удивляется, - заметил Чжужун. - И, кроме того, смею вас уверить, в природе и без нашей школы происходит великое множество явлений, достойных удивления!..

***

В школу не было проведено электричество. В свое время Кун-цзы, заслышав о том, что люди как-то используют чудодейственную силу янтаря, - как он обтекаемо выразился, - прибежал к тогдашнему преподавателю примет времени, посовещался с ним и сказал, что проводка - это слишком хлопотно, да к тому же и небезопасно, а вот сама идея ему по душе. Кун-цзы ушел к себе в башню и некоторое время, кашляя, возился там. С тех пор в любой комнатке в школе можно было зажечь яркую лампу, хотя она никуда не подключалась и никто никогда не видел, чтобы в ней меняли батарейки. Кун-цзы, обходя иногда под вечер комнаты учеников и глядя, удобно ли они устроились, потирал руки и говорил: “Да, смотри-ка, а ведь ловко я тогда!..” - причем по его смущенному виду ясно было, что он сам забыл, как же он в тот раз исхитрился, и повторить этот подвиг не смог бы.

- Цао Пэй, Цао Жуй, Цао Фан, Цао Мао… - бормотал себе под нос Аянга личные имена императоров эпохи Троецарствия, пытаясь запомнить их последовательность, но каждый раз сбиваясь на подходах к династии У. Юньлун в это время готовился к экзамену по протолингвистике и, сидя скрестив ноги на постели, пил молоко с инжиром и время от времени издавал клич коршуна - то боевой, то призывный, то ехидный. Последнего не было в программе, его Юньлун добавил специально от себя, адресуя Аянге.

Аянга, так и не запомнивший всех императоров, заснул прямо над свитком и утром проспал весь урок истории. Юньлун не сумел его растолкать и принес в связи с этим учителю Кун-цзы изысканные извинения.

***

Юньлун, который в сильнейшей степени был интегрирован в общество, а проще сказать - Юньлун, нос которого торчал в щели всякой неплотно прикрытой двери, брался время от времени просвещать Аянгу, чтобы тот не погрузился однажды насовсем в глубину своих мыслей.

- Ты деревенщина, - говорил он, усевшись напротив Аянги на постель и вырывая у него книгу по медицине. - У тебя нет ни манер, ничего. Что ты сказал вчера прекрасной Нюйве, когда она спросила, будешь ли ты ходить к ней на факультатив по хоровому пению? Ты сказал ей “угу”. “Угу”! Это при том, что всякий монгол хорошо поет и всякий вообще смертный мечтает видеть по субботам госпожу Нюйву!

И поскольку Аянга молчал, Юньлун продолжил допекать его с другой стороны:

- Ну, и как тебе ученичество у Бянь Цао? - сказал он. - Всех овечек вылечили?..

- Еще не всех, - туманно отвечал Аянга, не отрываясь от страницы, где была схематично нарисована овца, и стараясь не замечать, как колени Юньлуна прижимаются к его собственным.

- Что такое?

- Сегодня Бянь Цао принимал при мне пациентов, - вздохнул при одном воспоминании Аянга. - Он гениальный диагност.

***

Однажды днем в школу прибыло еще одно лицо. Собственно, этот гость вошел во двор школы через парадную дверь, у которой в ту пору не было ни души. Один только Аянга сидел там в нише у ног дракона и чинил свои башмаки. Гость этот был Сюаньцзан, единственный ученый в мире, который мог сравниться с Кун-цзы в оригинальности мышления. Он был приглашен Учителем для того, чтобы прочесть спецкурс о стихотворении Лу Ю “Случайно сочинил в беседке на воде”, однако поскольку для того, чтобы постичь весь смысл комментариев, необходимо было знать всю предшествующую литературу, то начинать Сюаньцзан собирался с азов.

Аянга при виде Сюаньцзана, обмахивающегося веером и оглядывающего с любопытством все вокруг, сообразил, что это и есть, видимо, знаменитый учитель, о котором Кун-цзы прожужжал уже все уши, резво вскочил на ноги, взял у него узел с четырьмя сокровищами кабинета ученого и спросил:

- А где же другие ваши вещи, уважаемый наставник? Я с радостью помогу вам их отнести.