— А почему он все хочет по-своему? — обратился к нам Витя; видно было, что он уже спасовал…
— Я не по-своему, а так лучше… А ты из упрямства, — тоже уже кричал Иванов.
— Не уходи, — пробормотал Витя.
— Вот чорт, ведь и действительно Витька не плохой пацан, а вот какой он бывает…
Мы опять засели за работу. Еще несколько раз Иванов и Витька начинали ссориться, но уже не так сильно… Наконец мы распределили материал для газеты.
21 января, вечером.
Сегодня в школе было утро, посвященное Ленину. Марья Петровна почему-то решила, что лучше всех говорит один из наших ребят, Орлов, и выбрала его, чтобы он делал доклад о Ленине. Он очень хорошо учится, это верно, и страшная тихоня. Но сегодня он здорово запарился. Доклад он промямлил, все время забывал, что дальше, и останавливался.
Мы стали смеяться.
Раздались голоса:
— Э… э… запарился.
— Он стесняется, — шопотом сказала Марья Петровна, стоявшая как раз около нас. — И вы не смейтесь, вы смущаете его еще больше.
Но нам трудно было удержаться. Уж очень он был смешной и страшно мямлил.
В самой середине его доклада опять случилась история. Бранд, он сидел за нами, вдруг стал бросать на эстраду засохшие хлебные шарики. Один из шариков попал Орлову в лоб и, он рассказывал после, пребольно его ударил.
Орлов перестал говорить, ухватился рукой за лоб и стал тереть. Мы фыркнули.
Сейчас же подошла Марья Петровна и выгнала Бранда.
— И чтобы не смел заходить на концерт, — сердито сказала она. — Мешаешь всем слушать!
Бранд засунул руки в карманы и вышел.
Орлов стал говорить дальше. Если бы он хорошо говорил, не забывал, то это происшествие так бы и прошло. Ну, а так мы уж зевать стали от скуки.
Наконец он кончил.
Зато форменно говорила стихи о Ленине Наташка. Мы ее зовем "актриса". Она, когда говорит, в зале тихо делается, как в театре, когда актеры играют.
Ее слушать и правда не скучно.
Стихи были длинные, но когда она кончила, ребята стали хлопать и кричать: "Еще, Наташа, еще"… — "Партбилет!"
А Наташка стоит на эстраде и фасонисто так улыбается и кланяется.
Ребята стучали ногами об пол и что было сил хлопали в ладоши.
"Партбилет, Партбилет! — орали все.
Наконец она прочла "Партбилет".
Потом была музыка, и мы пошли домой.
В коридоре мы увидали Бранда. Он стоял и писал на стенке карандашом.
Я дернул Сашу за рукав, мы подошли к Бранду и прочли, что он написал.
На стенке была нарисована рожа, а внизу надпись — Рейзин. А рядом было написано.
— Как тебе не стыдно, Бранд, — сердито закричал Саша. — Опять ты принимаешься за Рейзина. — Сотри, скорей сотри, — Саша протянул руку к стенке, чтобы рукой затереть эти мерзкие стихи…
— Я тоже тебе помогу, — закричал я и протянул руку. — Ты все хулиганишь, Бранд!
— Стой, куда лезете?! — и Бранд со всей силы ударил меня по руке у локтя. Он встал спиною к стене, раскинул руки и не подпускал нас близко.
— Вот сволочь… — пробормотал я. Руке было больно.
Я отвернулся, чтобы скрыть слезы, которые появились у меня от боли.
Погоди, Бранд, ты у нас опять получишь, сердито сказал Саша.
В это время в толпе ребят, выходивших из зала, показался Рейзин. Он держал за руку Зархи и тянул его к раздевальной.
Увидал Рейзина и Бранд.
— Рейзин, Рейзин, поди сюда, посмотри, какую я штуку устроил, — закричал Бранд.
Он бросился навстречу Рейзину и схватил его за рукав.
Я воспользовался этим моментом и затер ладонью стихи на стенке.
— Пойди, пойди сюда, — кричал Бранд и тянул Рейзина за рукав.
— Пусти, пусти меня, — кричал Рейзин и чуть не плакал.
Пока Бранд тянул Рейзина, я успел стереть со стенки все.
— Пусти его, — закричал, подскочив к Бранду, Витя.
— Смотри, Рейзин, уже ничего нет, можешь подойти, — крикнул я.
Тогда Бранд оставил Рейзина и подбежал к стенке.
— Ах, пацан, стер таки! — закричал он и замахнулся на меня рукой.
— Ну, ты, тише, — схватил его за руку Саша.
— Ну, ничего… Я про тебя стихи написал.
Я тебе их на память подарю, — издевался Бранд и опять ухватил Рейзина за рукав.
— Чего ты лезешь ко мне? — заплакал и закричал Рейзин. — Что тебе надо? — Он вдруг вырвал у Бранда свою руку и пошел на Бранда как бы в наступление. Он был какой-то страшный в эту минуту. Из глаз его текли слезы, уши пылали. Его крохотные глазки стали как будто больше. Он лез прямо на Бранда, тыкал в него своими костлявыми пальцами, плакал, кашлял, хлюпал носом и кричал: — Чего ты лезешь, чего тебе надо?.. Я тебя не трогаю… Я никого не трогаю.
Мы все стояли вокруг, будто онемели от его крика. Даже Бранд почему-то не пускал в ход своих кулаков. Он молчал, удивленно смотрел на Рейзина и отступал все дальше к стенке.
— У-ля, Бранд, у-ля! Рейзина испугался, что ли? — крикнул в это время Пирогов, появившийся неизвестно откуда.
— Ну, ты — Бранд толкнул Рейзина в грудь. — Пошел к чертям, пока еще не получил.
Заливаясь слезами, Рейзин пошел в раздевальную.