Школьники

— Свиное ухо, свиное ушко,
лишишься слуха,
будешь глухо…

— Видишь, стихи для тебя сочинил! — крикнул он и сам расхохотался над своим фокусом.

— Пошел вон, задам тебе! — крикнул Реуф и покраснел от досады.

Бранд вообще каждый день выдумывает что-нибудь новенькое, чтобы досадить Рейзину или Реуфу.

— Давайте, ребята, вот что сделаем, — сказал как-то Иванов, когда мы шли из школы.

— Что? что? — крикнул Витя. Он всегда охотно присоединяется ко всякой выдумке.

— Мы должны пойти к отцу Бранда и поговорить с ним…

— Правильно, — сказал Саша. — Мы только все говорим, возмущаемся, возмущаемся, а Бранд продолжает хулиганить. Мы должны стоять за правду. (Это Сашин конек. Саша ужасно честный. Он всегда говорит, что надо, не боясь, стоять за правду.)

— Однако после этого Бранд будет колотить нас и вообще не даст проходу, — сказал я.

— Ну что ж, пускай! — крикнул Витя. — Пускай! Мы не боимся его.

— Что, мы все с ним не справимся, что ли? — вскрикнул Иванов.

— Итти, итти, — повторял Саша.

Была пятница, мы назначили, что пойдем к Бранду в воскресенье, чтобы застать дома его отца. Сегодня утром мы туда ходили.

Чудно, что стоят хорошие погоды. В школьные дни мы мало успеваем гулять, так как надо спешить домой делать уроки, потом в клуб пионерский или в отряд. Поэтому мы были особенно рады, что в воскресенье случилась такая чудная погода. Мы собрались очень рано, как в школу, и пошли… Решили сначала погулять, чтобы не приходить к ним слишком рано. Обошли весь наш огромный городской сад, потом доехали на трамвае до Ленинского парка и с удовольствием в нем погуляли…

Ленинский парк еще молодой, его насадили всего три или четыре года назад, а вот уж он как хорошо вырос. Когда я бываю в нем, я всегда ищу те два молодых тополя, которые посадили мы с папой.

На месте парка был огромный пустырь, и я его еще даже помню. И вот однажды, к Первому мая, объявили день общественного насаждения парка. К этому дню пустырь очистили и приготовили для посадки. Кто хотел, мог притти и посадить дерево. Мы тогда с папой тоже пошли и посадили два молоденьких, молоденьких тополька.

Я помню, что работала тогда масса, масса людей, а руководили посадкой садовники.

В один день насадили весь парк. Люди со всего города ходили смотреть на него, как на чудо, — ведь еще вчера здесь было голое место…

И он так чудно растет, и наши тополи уже стали большие.

Мы их так и называем "наши", и когда ходим с папой весною или летом гулять, всегда их отыскиваем и смотрим на них. И так приятно, что мы их посадили.

Мы гуляли в Ленинском парке часа полтора. Сидели на скамейках; то в одной части посидим, то в другой. То ходим и смотрим. Еще на грядках левкои, а ведь какая поздняя уже осень.

Нагулялись вволю.

Бранды живут недалеко от парка. К нашему огорчению мы не застали дома отца Бранда.

Гриша Иванов тихонько постучал в дверь. Она была не заперта, и мы сразу же и вошли. Не было дома и нашего Бранда. Нас встретила его мать.

— Гм… — пробормотала она, когда мы сказали, что мы школьники. — А Ваньки-то дома нету.

— А отец его дома? — решительно спросил Иванов.

— Нету… И его нету… А вам зачем, по какому делу?

Мы посмотрели друг на друга и решили не говорить.

— Нам к нему. Мы подождем, можно?

— Ждите, — не очень ласково сказала она.

Мы сели тут же в первой комнате… Мы молчали. Мать Ваньки Бранда варила на печке обед.

Так сидели мы тихо, и она тихо работала. Так прошло некоторое время. Вдруг мать Бранда выглянула в окно и злым голосом закричала:

— Ах, жидовка, опять выбивает веник возле моего белья, Не успела вчера досушить и вот тебе. — Она распахнула дверь на лестницу и закричала.

Из другой двери, на той же лестнице, выскочила маленькая женщина и тоже закричала.

Ну и ссорились они!

У нас, в нашем жакте ссоры редки. Мама даже всегда говорит, что наш жакт самый тихий во всем городе, что всюду женщины страшно ссорятся.

Ну и ссорились они!

Мы только переглядывались.

— Здорово, — бормотал Витя. — Вот бабы!

— Несознательные они, — сердито проговорил Иванов. А Саша так и впился в них своими блестящими глазами.

Брандова мать действительно здорово орет. У нее глотка, как у здорового солдата. Ну и кричит. Она называла соседку — жидовкой (мы посмотрели друг на друга, — так вот откуда такой Бранд), кричала — "чтоб тебя холера задушила".

— Это любимое ругательство у несознательных баб, — проговорил Иванов.

Соседка тоже ругалась и кричала.

— Вы же хулиганы, черносотенка ты. Если бы не твой муж, тебя бы давно выкинули из жакта. Теперь не то время, нечего мне тебя бояться…

Я удивлялся, как не стыдно матери Бранда браниться при нас. Но она не обращала на нас никакого внимания. Вдруг встает Иванов, нас даже не предупредил, и говорит:

— Мы пионеры, и просим вас так не ругаться и не называть жидами…

— Мм… тоже выискался, — сердито буркнула Брандиха, однако, к моему удивлению, вмиг перестала ругаться и замолчала.

Мы сидели и ждали. Нам стало скучно. Вдруг открывается дверь и входит какой-то человек.

Мы подумали, что это и есть отец Бранда. Иванов даже встал, говорить хотел.