Я былъ еще въ гимназіи, когда его перевели изъ Одессы въ Кіевъ, попечителемъ учебнаго округа. Дать ходъ человку такой глубокой образованности, такихъ свжихъ и гуманныхъ взглядовъ, казалось очень серьозной мрой. Я думаю, что это была лишь полумра. Пироговъ до такой степени не походилъ ни на оффиціальныхъ педагоговъ, ни на іерарховъ учебной и иной администраціи, съ которыхъ крымская война сорвала маски, что его надо было или вовсе не трогать, или дать ему назначеніе въ Петербург, гд его дятельностью обозначился бы полный переломъ во взглядахъ на учебное дло, гд онъ служилъ бы точкою исхода новаго движенія. Въ провинціи дятельность его получила очень ограниченное значеніе. Онъ отличался отъ другихъ попечителей, но именно потому что онъ дйствовалъ въ Одесс, или въ Кіев, никто изъ этихъ другихъ попечителей не считалъ возможнымъ подражать ему. На него такъ и взглянули – какъ на нчто исключительное, и разв что любопытное, но не боле.
Появленіе Николая Ивановича въ Кіев было сигналомъ борьбы новыхъ идей со старымъ режимомъ, поколебленнымъ, но еще не снесеннымъ крымскою войною. Съ дымящихся развалинъ Севастополя онъ несъ съ собою тотъ новый духъ, который такъ оживилъ русское общество въ конц 50-хъ годовъ;– духъ реформы, гуманности, культурности. Мы въ немъ встрчали «новаго человка», глубоко-образованнаго, ненавидящаго рутину, преданнаго смыслу, а не форм, человка, который на своемъ важномъ пост не хотлъ быть сановникомъ, не хотлъ обращать вниманія на обязательный ритуалъ, хотлъ длать только одно настоящее дло, длать его по убжденію, отъ сердца, какъ у насъ длаютъ только одни личныя дла. Помню, какъ всхъ поражала его простота обращенія, его неограниченная доступность, его совсмъ не оффиціальная манера держать себя съ генералъ-губернаторомъ, его привычка являться въ университетъ въ пальто съ заложенными въ рукава руками… Мы тотчасъ поняли, что въ Никола Иванович надо искать человка, а не сановника, и какъ горячо полюбили его вс у кого въ мысли и въ сердц жило нчто порядочное – это высказалось на его проводахъ, обратившихся въ высоко-знаменательное событіе для цлаго края…
Въ университет время управленія Пирогова совпало съ началомъ студентскихъ волненій. Я считаю это большимъ благополучіемъ для университетской молодежи, т. е. русской молодежи, потому что Пироговъ, какъ уже упомянуто выше, сразу разгадалъ настоящую подкладку этихъ волненій и разъяснилъ мстному обществу политическое положеніе дла. Онъ, и притомъ только онъ одинъ, сразу понялъ, что русское государство иметъ врага лишь въ польской партіи, что украйнофильство не только не опасно ему, но при исключительныхъ условіяхъ мста и времени даже можетъ сослужить ему службу. И вотъ для всхъ способныхъ ясно понимать вещи, тотчасъ опредлилась система Пирогова: не давить украйнофильскую тенденцію, а взять ее въ руки, сдлать изъ нея опору русской идеи въ борьб съ польскою, предупредить возможность союза обихъ партій, указать украйнофиламъ общую опасность. Въ этихъ видахъ Пироговъ не только допускалъ студентскія сходки, депутаціи, адресы и т. д., но онъ такъ сказать самъ вошелъ въ движеніе, чтобъ овладть имъ и направить въ противоположную отъ польской пропаганды сторону. Высшая мстная администрація не понимала плановъ Пирогова, какъ не понимала его манеры держать себя, его сознанія человка подъ мундиромъ четвертаго класса; начались неудовольствія, интриги, и величайшій изъ русскихъ педагоговъ былъ отозванъ отъ своей высокой миссіи, въ самое трудное для края время. Но то, что уже было имъ сдлано, принесло плоды: союзъ украйнофиловъ съ поляками былъ предупрежденъ, и ни одинъ изъ русскихъ студентовъ кіевскаго университета не ушелъ въ возстаніе. Этимъ результатомъ край былъ обязанъ исключительно Пирогову.
Я былъ очевидцемъ, какъ съ отъздомъ Пирогова изъ Кіева оживилась польская пропаганда, и преобладаніе польскаго элемента въ университет сдлалось замтне чмъ прежде. Поляки, вообще очень проницательные въ политик, давно разгадали въ Никола Иванович самаго опаснаго своего противника; да и кром того, присутствіе въ кра такого крупнаго русскаго человка, такого блестящаго представителя русской національности, было для нихъ очень стснительно. Я увренъ, что со временемъ обнаружится очень значительная роль польскаго вліянія въ обширной интриг, свергнувшей Пирогова.