Шкура литературы. Книги двух тысячелетий

Позднее, испытав и пережив с Книппер сильное взаимное чувство, он писал ей 20.09.1902: «А мы с тобой оба недоконченные какие-то» (для себя он давно уже одну из причин этого усматривал в «недоласканности» в детстве). Впоследствии он признавался ей: «Без тебя я бы постарел и одичал, как репейник под забором» (30.01.1903). Но много месяцев он тянул не только с оформлением отношений, но даже их легализацией, чем ставил внезапно и страстно полюбившую его женщину в двусмысленное и неудобное положение. Причиной тому был один момент, требовавший щепетильности и осторожности. Дело в том, что в неполных или заместительных – названных выше «инвалидными» – семьях часто складываются дезориентированные внутрисемейные отношения (дед может заменять отсутствующего отца, мать жену и т. п.). Подчеркнуто бесполые, они являются от этого не менее устойчивыми в смысле принятых на себя психологических ролей. Чехов предостерег в свое время сестру от брака с влюбчивым Левитаном (она в смятении прибежала к старшему брату за советом), никак не поощрил взаимное увлечение и не способствовал браку ее с молодым и красивым помещиком Смагиным, предложение Бунина Мария Павловна отвергла с порога, уже не нуждаясь ни в чьих подсказках, окончательно решив посвятить себя старшему брату – свою жизнь целиком подчинить целям его жизни, разделив с ним заботу о матери, отце и других братьях.

Пассии Антона Павловича весьма часто вербовались из числа ее подруг и не без ее заинтересованного участия. Поэтому появление полноценной соперницы – превращение одной из них в жену, сразу выбивающее ее из пустовавшей до того ниши, – было воспринято Марией Павловной как сокрушительный удар, внутренне она так и не примирилась с этим до самой смерти брата (попытки, предпринимавшиеся поначалу Ольгой Леонардовной, только усугубляли ситуацию – Чехов советовал жене потерпеть годик, само все образуется). Не будем вдаваться в подробности, поскольку не посторонним их рассудить – констатируем только факт. Мать, для которой Антон уже не первое десятилетие являлся кормильцем, в отличие от сестры, довольно скоро примирилась со случившимся и невесткой. Тем более что Чехов устроил свой брак так, что все оставалось на прежних местах.

Возможность семейного счастья в конце концов осветила косыми лучами последние годы жизни Чехова, надо полагать, продлив ее. Сослагательное наклонение историками порицается и, скорей всего, не без оснований (брак с Мизиновой, отказ от представления «Чайки» в бенефис Левкеевой, если вообще не отзыв пьесы из Александринки, ребенок от Книппер, какие-то более энергичные и решительные перемены – все это могло отсрочить развязку, на время отогреть Чехова или смягчить освещение сцены, но не способно было изменить характера действующих лиц и, соответственно, коллизий по существу). Чехов отдавал себе отчет и признавался, что «прозевал» последовательно – молодость, затем Лику и, наконец, здоровье.

О возможности счастья и косых лучах приходится говорить, поскольку жить большую часть года молодым супругам и немолодым уже людям приходилось врозь (у Книппер недостало решимости пожертвовать сценой – она пыталась, но в том была не только ее вина, но и беда: в доме не могли быть две хозяйки, – Чехов тоже был противником этого, хотя не мог не понимать, что это являлось приговором их роману и браку: какова цена, такова и любовь. Но не рассчитывая жить долго, имел ли он право ломать жизнь и карьеру актрисы?). Она не удержала ребенка от него (циничная, но точная острота Москвина: «Осрамилась наша первая актриса, от какого человека – и не удержала…» – произошло это прямо в театре) и едва не погибла при этом – в том, что то и другое было результатом копившегося внутреннего конфликта, разрешившегося таким вот образом, не приходится сомневаться. Одних мечтаний, надежд и упований было явно мало. Все могло обернуться и сложиться иначе, но не сложилось.