— У вас широкий читатель, это накладывает особую ответственность, — поддержал жену Федор Петрович.
— Главное, чтобы меня любила Капочка, — рассмеялся Лева, глядя на ходики.
— Меньше, чем на два часа, не опаздывает, — вздохнула Полина Абрамовна.
— Ей позволительно, — ответил Лева.
— Адмиральской доченьке правила не писаны.
— Ляля, не задирайся, — урезонил ее дед Абрам.
— А все же — где границы законности любви с точки зрения коммуниста?
Федор Петрович все еще пытался направить беседу в русло нравственности. — Просветите! Вы среди нас единственный коммунист, — поморщился дед Абрам.
— Ленин считал, что избыток половой жизни не способствует ни жизнерадостности, ни бодрости.
— Теперь ясно, почему у меня иссякли последние силы, — хохотал дед Абрам. — Иринья, неси торт!
Иринья тут как тут. Мигом расчищен стол, принесен поднос с чайным сервизом.
— Давайте чпокаться по-марксистски! — призвал Шура Варшавский, отец того самого Шуры Варшавского, который попросил Арона выписать снотворное Алексею Федоровичу. У евреев вообще-то не принято называть детей по отцу, но при советской власти с этим предрассудком никто не считался.
— Когда-нибудь ты схлопочешь за свой язык! — пригрозила ему Полина Абрамовна.
Относительно Шуры она ошиблась. Тот, как и все, сидящие за этим столом, умер собственной смертью. Кроме Левы.
Сообщение от Арона: «Сплю в ванной».
Так и есть. Спит в ванной. Вместо подушки — пуфик с кресла, вместо одеяла — розовый банный халат. Айфон в руке.
«Ах, мне жарко, ах, я всегда одеваюсь в летнее!» Белокурая голубоглазая красавица опускается перед ним на колени. Арон открыл глаза. Никого.
— Явилась не запылилась, — произнес дед Абрам во всеуслышание.
Не нравилась ему гойская инвазия. Сперва коммунист Петров, теперь адмиральская дочь, вечно опаздывающая…
— Левушка, откупорь! — Белокурая красавица в крепдешиновом платье выставила на стол шампанское. — Чествуем лауреата социалистического соревнования Полину Абрамовну Канторович…
— Уже чествовали, — не преминул заметить дед Абрам, но тут с грохотом вылетела пробка из бутылки, полилось шампанское, — и слова его услышаны не были.
— Пьем за лауреата! — воскликнула Капочка.
— За одно и за нас, горько!
На глазах у всех Лева и Капочка долго целовались взасос.
Федор Петрович опустил глаза. Хорошо, что ему удалось умыкнуть Чижулю из логова разврата. Однажды он нечаянно услышал, как Лева в своей комнате изъяснялся Капочке в любви. Если бы он когда-нибудь вздумал изъясняться в любви Ляле, он бы такой словесной распущенности не допустил. Неужто к дочери адмирала не подступиться без непристойных заигрываний?
— Разве ты не завтра улетаешь на Тянь-Шань? — напомнила сыну Полина Абрамовна.
— Успеем. Загс открывается в восемь утра.
— Капочка, а вот расскажи нам, невеждам, про половой вопрос! — не унимался Шура.
— Умолкни, филистер! — рассердилась Ляля.
— Кто такой филистер?
— Ограниченный самодовольный обыватель. Ни монах, ни Дон Жуан.
В предчувствии возможного конфликта Роза-Далькроза покинула залу. Она, как и Владимир Абрамович, номинально присутствующий на семейном торжестве в качестве портрета на стенке, — предпочитала уединение пустой болтовне.
— Пойдем, Ляленька, — шепнул ей на ухо Федор Петрович, а про себя подумал: «Филистеры — подходящее словцо для этой семейки. Все курят, перебивают друг друга, дышать нечем. Снять бы китель, освободить шею от галстука-удавки, позволить себе стать штатским. Он же перед сном разоблачается, не спит в погонах. Но это дело интимное. Для общества, даже внутрисемейного, он есть и будет полковником политчасти».
— Я тут набрела на одну ленинскую историю, но, боюсь, она будет сложновата для малообразованных девушек…
— Ляля, если про любовь, я пойму, — сказал Шура, и все рассмеялись.
— Про молодого товарища «Икс», высокоодаренного юношу, который мечется из одной любовной истории в другую…
— Подумать только, Ленин и про меня все знает!
— Да, Шура! И даже то, что ничего путного из тебя не выйдет. Переплетение случайных романов с политической борьбой к революции не ведут.
Арону почудилось, что Йоэль говорит по-русски. Та же жесткая интонация в голосе.
В большой комнате горел свет. Анна, глядя на экран, стучала по клавишам.
«Я не ручаюсь также за надежность и стойкость в борьбе тех женщин, у которых личный роман переплетается с политикой, и за мужчин, которые бегают за всякой юбкой и дают себя опутать каждой молодой бабенке. Нет, нет, это не вяжется с революцией…»
Тарховка
С одобрения товарища Васильева, члена партии с 1912 года, Ляля подала документы на вступление в ВКП (б). В 1912-м она еще только зародилась во чреве Полины Абрамовны. Теперь и в ней образовался новый человек.
— Если будет девочка, назовем Партией.
— Чижуля, такое имя будет выделять ребенка из коллектива, мы же отказались от Эльги!
— Мы — да. Я — нет. Ольга Петрова — невзрачно для журналиста.
— Вышла бы тогда за Перепетуева!
Чижуля смеялась, и ребенок резвился внутри нее.
Незабвенная Тарховка.