Когда он вставлял ключ в замок, руки у него все еще дрожали. Пьер благоговейно, как святыню, явившуюся из глубин библейских времен, положил шляпу на шкаф с эссенциями, сел в просторное кресло, обитое черной кожей, поднял почти безумный взгляд к манившей его безмолвной сирене, а затем протянул руку к подставке с блоттерами и сдул с нее пыль.
Получив флакон, мужчины в сером, заполнившие просторный кабинет с огромными окнами, не произнесли ни слова. Давненько они не видели на сургуче оттиска сирены с короной на пышных волосах. Когда Аслан в последний раз давал о себе знать? Три года назад? Шесть лет? Один из мужчин молча пожал плечами, показывая, что ему известно не больше, чем остальным.
“К телефону он не подходит, – с ноткой обиды в голосе добавил второй, – приходится общаться по почте”. Седовласый мужчина сломал сургучную печать, усыпавшую осколками стеклянный стол, и открыл коробку. В ней на бархатной подкладке лежал запечатанный сургучом флакон. Ни этикетки, ни листка с формулой, ни записки. Седой мужчина взял стальной нож для разрезания бумаги с эмблемой знаменитой фирмы и постучал по горлышку флакона. К сургучной крошке на столе добавилась новая порция. Он начал открывать флакон, и все сгрудились вокруг него.
Он закрыл глаза. Потом, повинуясь смутному порыву, протянул флакон окружившим его пяти мужчинам и трем женщинам, которые жадно раздули ноздри. В течение целой минуты никто не проронил ни звука. Затем все дружно переглянулись. Напряжение в комнате достигло мощи в 12 тысяч вольт, не меньше. “Позвоните ему! – тихо сказал седой и добавил: – Срочно! Пока он не предложил это “Шанель” или “Ив Сен-Лорану”. Затем перевел взгляд на освещенный солнцем флакон и улыбнулся грустной улыбкой делового человека, вынужденного мириться с капризами всяких там художников. Подумать только, они вложат в эти духи – в производство и дизайн флакона – миллионы франков, они приведут в действие мощнейшие финансовые и промышленные механизмы, они изменят соотношение сил на бирже, и произойдет это только потому, что одного-единственного человека осенила какая-то идея. Еще вчера вечером не было ничего, а утром проснулся – и вот она, идея. Во всем этом было что-то необъяснимое, непонятное, уму непостижимое… Мистика!
Официант в белом фартуке вел их вдоль выстроившихся рядами столиков, за которыми сидели парочки, семьи с детьми и туристы; они улыбались или кивали друг другу, ни на миг не прекращая жевать. Алан заметил блюда с дарами моря, тарелки с антрекотами и паровым картофелем или говяжьей вырезкой под соусом беарнез. Несколько дней назад, подписав контракт на новые духи, Пьер решил пригласить жену и сына на ужин в ресторан. В дверях метрдотель – мужчина с ежиком седых волос – спросил, заказан ли у них стол, и долго искал имя Аслана в своем списке. “Сейчас вас проводят к столику”, – сказал он наконец и дернул подбородком в сторону моментально подскочившего официанта. За столиком они развернули меню в обложке из красного кожзаменителя и погрузились в чтение. Середину первой страницы занимало выполненное каллиграфическим почерком описание “Королевского блюда даров моря” (на три персоны): устрицы; краб; венерки; янтины; лангустины; морские улитки; пильчатые креветки; морские петушки; морские ежи; литторины. Аслан открыл карту вин и стал искать шевалье-монраше. С лица сомелье сошло слегка снисходительное выражение, свойственное представителям его профессии, и он раздвинул губы в улыбке: “Прекрасный выбор, месье”. Несколько минут спустя он вернулся с бутылкой и штопором и совершил обряд открывания, не забыв поднести к носу пробку. Аслан сделал глоток и одобрительно кивнул. Сомелье ответил ему таким же кивком, наполнил бокалы и удалился. Аслан заметил, что некоторые посетители посматривают в сторону их столика. Наверняка меломаны, узнавшие Эстер, подумал он.
– Фременберг мог бы тебе помочь, – сказала она. – Не уверена, что стоило так резко прекращать сеансы.
– Именно что стоило, – мягко возразил Пьер. Действительно, он решил отказаться от визитов к психоаналитику в тот же вечер, когда открыл дверь кабинета и сел перед шкафом с образцами. В следующую пятницу он заявил Эстер, что слишком занят, чтобы тратить время на Фременберга.
– Но послушай, Пьер! – испуганно воскликнула она. – За шесть лет ты не пропустил ни одного сеанса!
Чтобы положить конец спору, отвлекавшему его от размышлений о драгоценных комбинациях ароматов, Аслан подошел к жене, поцеловал ее в лоб и молча уселся в кресло. Эстер смирилась. Еще через неделю, договариваясь о посещении лаборатории с целью дистилляции проб, он с точностью до минуты выбрал время, которое обычно проводил на диване у психоаналитика. В последующие пятницы фигура Аслана так и не мелькнула в парке Монсо. Однажды утром у него дома раздался телефонный звонок. Секретарь или кто-то в этом роде сообщила, что он уже четыре месяца не показывался у Фременберга.
“Если вы желаете продолжить сеансы”, – добавил женский голос, – вам следует оплатить все пропущенные.