Аслан открыл бутылку брюта “Канар-Дюшен” – официального поставщика генералитета французской армии – и налил себе фужер. Протянул к телевизору и привычно произнес вслух девиз французской кавалерии, всегда шокировавший Эстер: “За наших женщин, за наших лошадей и за тех, кто на них скачет!” Он только-только успел сделать первый глоток шипучего напитка, когда на экране возник ярко освещенный ночной двор Елисейского дворца и зазвучала классическая музыка. “Поздравление президента республики Франсуа Миттерана”, – появилась надпись желтыми буквами. Надпись растаяла, и перед зрителями предстал глава государства. Он сидел у себя в кабинете на фоне позолоченной мебели Елисейского дворца. За его спиной виднелся французский флаг, на столе стояла очень красивая позолоченная чернильница. “Дорогие соотечественники! Я благодарен традиции, согласно которой уже в шестой раз могу поздравить вас с Новым годом… – Камера подъехала ближе, и лицо президента заняло почти весь экран. – И от вашего имени выразить дружескую поддержку всем, кому сейчас тяжело: бедным, безработным, одиноким или тем, кто с тревогой в сердце ждет возвращения дорогих и близких. Пожелания, с которыми я обращаюсь к вам, не меняются год от года, – произнес он с лукавой улыбкой и продолжил: – Я желаю, чтобы Франция умела объединяться, когда это потребуется, чтобы она умела жить и хранить демократию, чтобы она умела с достоинством встречать вызовы современного мира. События 1986 года показали, что мы должны бесстрашно и единым фронтом выступить против терроризма, что мы должны мобилизовать все свои силы для борьбы с безработицей; они показали, что мы…” Голос президента продолжал звучать, но Пьер его не слышал. Застыв на диване, он медленно обшаривал взглядом комнату. Ваниль, керакак и… жасмин. Пьер запрокинул голову и закрыл глаза. Опопанакс… И… немного кожи. В комнате витал незнакомый легкий запах, совершенно новая смесь ароматов. Какая-то очень тонкая комбинация ингредиентов, не имеющая отношения к тому, чем обычно пахнет в квартире. И все эти ингредиенты были объединены внутренней гармонией, которая становилась все очевиднее с каждой секундой. Пьер открыл глаза. Запах ему не почудился. Он исходил от чего-то, что было здесь, в этой комнате. Он повернул голову к батарее. На горячем радиаторе высыхала шляпа. Запах исходил от нее.
Пьер осторожно поднялся, словно опасаясь, что от его движения молекулы воздуха перепутаются и запах исчезнет. На цыпочках приблизился к шляпе. К “О д’Адриан” и “Солстису” добавились влажность талого снега и легкая нотка дыма от костра из парка Монсо. “Дорогие мои соотечественники! Когда я вижу, на что способны французы, каких успехов они добиваются в самых разных областях – в науке, искусстве, промышленности, спорте, когда я вижу, как трудятся наши рабочие, наши специалисты, наши аграрии, когда я думаю о том, какую роль играет Франция на международной арене, я чувствую уверенность в наших силах и не сомневаюсь, что все шансы – на нашей стороне. Чтобы чего-то добиться, нужно этого захотеть. Объединив наши стремления, мы добьемся многого. С Новым, 1987 годом! Да здравствует республика! Да здравствует Франция!” Три аромата смешивались в теплом воздухе, уравновешивая друг друга. Идеальное сочетание. Идеальная комбинация. Пьер задержал дыхание, поднес шляпу к носу, и… Время остановилось. Он едва не потерял сознание. Вот оно. Свершилось. “Солстис”, “О д’Адриан” и запах дыма слились в абсолютной гармонии, дав рождение совершенно новому, кристально чистому аромату. Нота ангелов. У Аслана задрожали руки. Первая встреча за минувшие восемь лет. В последние секунды уходящего года его тайная муза снова улыбнулась ему. Он прикрыл веки и сделал глубокий вдох, чтобы нематериальная субстанция вошла в тело, проникла в кровь, наполнила вены, перемешалась с кровяными тельцами, охватила все его существо и пробудила от спячки богатства Александрийской библиотеки, которые он носил в себе и сжег за один вечер в конце 70-х вместе со своим гением, гением Пьера Аслана. Все исчезло – стены квартиры, картины на стенах, ковры, телевизор, половицы паркета, весь дом, соседние строения и весь квартал с автомобилями, пешеходами, тротуарами и деревьями, а за ними и весь город вместе со снегом. Исчезло все. Не осталось ничего. Ни уходящего 1986 года, ни часов, ни минут. Пьер смотрел в пространство остановившимся взглядом, и перед его помутившимся взором проплывали длинные списки названий и цифр: цветы, дозировка, корневища, порошки, спирты, дистилляторы… И вдруг из этого множества возникла формула – такая же ясная и могучая, как та, что описывает механизм ядерного взрыва. Это была формула новых духов, две строчки символов, способных хоть сейчас отправиться завоевывать эпоху, моду и женщин.