Шляпа Миттерана

Психоаналитик так редко открывал рот, что каждое произнесенное им слово вызывало у Пьера учащенное сердцебиение. Когда его пульс пришел в норму, он повернулся к доктору.

– Вы думали, что мне шестьдесят? – бесцветным голосом спросил он. Фременберг не мигая смотрел на него, и Пьер отвел глаза. Больше ни один из них до конца сеанса не вымолвил ни слова.

Оставшись в одиночестве, Пьер продолжал вести образ жизни человека, постепенно выздоравливающего после долгой и мучительной болезни. Он вставал около десяти часов утра и тщательно брился. Днем смотрел по телевизору новости и ел приготовленный Марией обед. Читал журналы. Выходил прогуляться по своему кварталу, заходил в магазинчики, покупал батарейки для пульта, лампочки, стельки… Владелица хозяйственной лавки Renovex с улицы Леви заметила, что он хорошо выглядит: правильно сделал, что сбрил бороду, и шляпа ему идет. Эти неожиданные комплименты производили на него странное впечатление: окружающие словно вспомнили, что он существует. Он перестал быть фантомом, проникающим сквозь стены, немым призраком, заговорить с которым никому и в голову не придет. Он точно знал: эта поразительная метаморфоза произошла в тот миг, когда он надел шляпу. Возвращение головного убора, который он носил во времена своего взлета, словно установило незримую связь между тогдашним Пьером Асланом и тем лузером, каким он стал теперь. Фетровая шляпа оставалась единственной вещью, во владение которой он вступил сознательно, которую выбрал сам – если только это не она его выбрала. Шляпа лежала на скамейке, и унести ее мог кто угодно. Интересно, как долго она там пролежала? Ему никогда не узнать, кто такой этот загадочный Ф. М. – подлинный владелец шляпы, да это и не важно. Теперь это его шляпа.

Вторым изменением в его внешнем облике, связанным с появлением шляпы, стало избавление от старой куртки на меху. Как-то в воскресенье, посмотрев с удивившим его самого интересом серию “Магнума”, Пьер решил прогуляться по парку, нарушив установившийся ритуал, согласно которому он заглядывал в парк исключительно по пятницам, отправляясь на сеанс к Фременбергу. На улице подморозило; должно быть, пойдет снег. Впрочем, телекомментатор Ив Мурузи обещал снег к понедельнику. Пьер, сунув руки в карманы и надвинув шляпу на лоб, шел через почти пустынный парк. Ему навстречу попалось только несколько полузамороженных бегунов с наушниками на головах – сбившись в кучку, они бежали, не разжимая челюстей. Он пересек конькобежную дорожку – отчаянно смелые мальчишки разгонялись и летели наперегонки, успевая в падении ухватиться за бортик. Вдруг ноздрей Пьера коснулся запах горелой древесины – керакак, и он пошел на этот запах. За табличкой, запрещающей вход посторонним, виднелся куст, а из-за куста поднимался столб дыма.

Пьер подошел поближе. Садовник жег палую листву и сухие ветки, шуруя в костре вилами. Он покосился на Пьера и сказал:

– Вообще-то сюда нельзя.

– Извините, меня запах привлек.

– Тоже любите, когда дымком пахнет? Ну ладно, оставайтесь, все равно сегодня нет никого, сейчас снег пойдет.

– Вы уверены?

Садовник покачал головой и приложил руку к пояснице:

– Я его чую! Сам себе барометр!

Потом подхватил вилами охапку сучьев и бросил в костер. Мужчины стояли, слушали треск костра и смотрели, как над огнем поднимаются клубы белого дыма.

– Можно спросить у вас одну вещь? – сказал Пьер.

– Спрашивайте.

– А можно сжечь мою куртку?

– Чего-чего?

– Куртку, вот эту. Как вы думаете, она сгорит?

– А зачем вам ее жечь?

– Ну… Просто надо.

Пьер освободил карманы, вручил садовнику купюру в 50 франков и бросил куртку в огонь, поверх сучьев. Ему вспомнился индийский обычай сжигать на костре тела покойников. Дым повалил гуще, потом на ткани куртки вспыхнули отдельные искорки, и вдруг из ее середины вырвался столб пламени. Садовник стоял между двух куч палой листвы и искоса поглядывал на своего странного гостя. Пьер успел снять шляпу и, держа ее обеими руками, прижимал к коленям, неотрывно глядя, как огонь уничтожает куртку, в которой он проходил шесть зим.

Вернувшись домой, он открыл шкаф в спальне. У него где-то был черный костюм от Ива Сен-Лорана… Нет, здесь его нет. Наверное, отправился вместе с остальным гардеробом в Армию спасения. Зато в шкафу висел другой костюм, темно-серый, от Ланвена, счастливо переживший “генеральную уборку”. Если только это не Эстер тайком от него не сохранила костюм. На верхней полке нашлась белая сорочка – сколько лет он не надевал белой сорочки? Пьер разделся, бросил скомканные джинсы на велюровое кресло и натянул брюки, сорочку и пиджак. Застегивая пуговицы, он провозился не менее минуты. В большом зеркале одежного шкафа он обозрел себя в полный рост – чисто выбритый мужчина в темном костюме и белой сорочке. Пиджак был чуть тесноват в талии, но это ерунда. Он закрыл дверцы шкафа, прошел через всю квартиру, надел шляпу и вышел на улицу.