Шляпа Миттерана

Аслан пошел прочь. Свою первую шляпу – из серого фетра – он купил в 1967 году в магазине Harrod’s. Из-за этого приобретения у него состоялась оживленная дискуссия с Тони Кёртисом. Актер, примеривший шляпу первым, отложил ее в сторону, и тогда ею завладел Аслан. Тони Кёртис запротестовал, утверждая, что намерен ее купить, но Пьер не уступил: не надо было класть шляпу обратно на стол. Вся эта сцена разыгралась на глазах испуганного продавца; бедняга не представлял, как замять инцидент, и рассыпался перед кинозвездой в извинениях: второй такой же шляпы в магазине не оказалось. Стычка обернулась фарсом, когда Кёртис с Асланом вместе подошли к зеркалу, чтобы честно установить, кому она идет больше. “It’s you, deёnitely![3]” – признал актер и величественным жестом вручил Пьеру шляпу. Не желая оставаться в долгу, Аслан ринулся в парфюмерный отдел и купил флакон парфюма, которым, как подсказал ему нос, пользовался Кёртис. “As the saying goes in french: квиты?[4]” – сказал он и, прощаясь, приподнял краешек шляпы. Много лет спустя он встретился с актером на гала-концерте в Лос-Анджелесе.

“You’ve forgotten your hat, mister the nose[5]”, – произнес голос у него за спиной. Оба с удовольствием вспомнили эпизод, разыгравшийся в магазине Harrod’s. В те времена Аслан еще принимал участие в светской жизни, свидетельством чему были многочисленные сохранившиеся фото. Он носил смокинг с розовым бутоном в петлице, Эстер – длинные платья. Что осталось от всей этой элегантной красоты? Ничего. Шесть лет назад он отпустил бороду, которую подстригал раз в три месяца. Безупречного покроя черные костюмы сменил на старую куртку на меху, щеголять в которой более пристало бы парковому садовнику. В самую глухую пору депрессии он решил навести порядок в гардеробе. Костюмы, пальто, пиджаки, шляпы – одни довольно поношенные, другие почти новые – достались Армии спасения. Единственной вещью, которую Пьер ни за что не отдал бы, была “шляпа Тони Кёртиса”, но, к сожалению, несколькими годами раньше он забыл ее в самолете.

Нет, ему не идет. Наверное, все дело в бороде. Часы показывали три ночи. Пьер нащупал на тумбочке очки и тихо, чтобы не разбудить Эстер, выбрался из постели. Накануне, когда он вернулся с сеанса у психоаналитика, она репетировала первую часть “Токкаты до-минор” Баха, снова и снова повторяя один и тот же кусок. Пьер пошел на звуки “Стейнвея”. Толкнув дверь гостиной, он увидел спину жены, склонившейся над клавиатурой рояля. Волосы она собрала в пучок. Эстер проигрывала одни и те же пять нот, каждый раз звучавшие совершенно одинаково – для кого угодно, только не для нее. Что ее не удовлетворяло – туше, длительность? Разница в какую-нибудь миллисекунду? Вот что было общим для его и ее профессий – требование абсолютного совершенства. Малейшая неточность воспринималась как катастрофа, и ты терял покой и сон, пока не удавалось ее исправить. На шлифовку звучания пяти нот у настоящего музыканта могло уйти несколько минут, а мог и целый день. Парфюмер мог сочинить новые духи за неделю, но мог потратить на них несколько месяцев, а то и лет. Например, “Шалимар” родились в результате счастливого случая. Жак Герлен капнул немного синтетической ванили в флакон из-под “Жики” – и на свет появился “Шалимар”. Создателю “Жан Пату 1000” потребовалось несколько лет упорных трудов и не менее тысячи проб, откуда название аромата. Эстер тоже способна сыграть, если надо, свои пять нот хоть тысячу раз. Он не хотел отрывать ее от работы и сделал шаг назад, но под ногой скрипнула половица.

– Ты меня напугал. Что это на тебе за шляпа? – повернулась к мужу Эстер.

– Это черная шляпа, – ответил Пьер.

– Это я и сама вижу. Где ты ее купил?

– В лавчонке на бульваре Курсель, знаешь, той, где распродают остатки серий без фирменных ярлыков.

– Да? А мне казалось, у них там только женская одежда.

– Я тоже так думал, но эта шляпа была в витрине.

Пьер быстро прикинул в уме: жена и так с трудом выносила его подбитую мехом куртку и линялые джинсы; если она узнает, что он подбирает предметы одежды на улице, ее терпение лопнет. Лавка “Бренды и вы” располагалась на полпути от их дома до квартиры Фременберга; в том, что он заметил выставленную в витрине шляпу и зашел ее примерить, не было ничего удивительного.

– Ты давно не носил шляпу, – внимательно глядя на него, сказала Эстер. – Хорошая шляпа, вот только… – Она склонила голову набок и нахмурила брови. – Пожалуй, плохо смотрится с бородой. У тебя в ней вид немного…

– Немного какой?

– Немного странный.

Пьер подошел к зеркалу над камином. Вид как вид, ничего странного. Эстер вернулась к работе над пассажем из Баха, но чуть погодя спросила, как прошел сеанс у Фременберга.