Читаем Шлюха полностью

— Да пошел ты! Боже мой, я трахалась с Лейном у тебя на глазах. Нет, позволь перефразировать. Кажется, мне не было весело. Ты смотрел, как Лейн трахал меня. У меня не было выбора. Так ведь, Пэкстон?

— Ты могла сказать нет.

— Я не хочу тебя. Я не хочу ничего, что связано с тобой. Я так чертовски глупа. Ты никогда не любил меня, да, Пэкстон?

Пэкстон встал и направился ко мне, пытаясь сгладить все это нежностями и еще большей ложью.

— Габриэлла, я люблю тебя. Я так сильно люблю тебя. Проклятье. Почему ты этого не видишь?

— Может, потому что я для тебя не больше, чем шлюха. Сколько еще наших соседей пользовались мной?

— Никто. Прекрати, Габриэлла. Нам нужно поговорить об этом, обо всем этом.

Я отстранилась, когда он попытался притянуть меня к себе.

— Не прикасайся ко мне. Нам нечего обсуждать. Не трогай меня, не говори со мной и не говори, что любишь меня, — произнесла я повышающимся голосом.

Последняя попытка привлечь меня прозвенела у меня в ушах, когда он тихо проговорил: «Габриэлла».

Мои руки уткнулись ему в грудную клетку, и я сильно оттолкнула его, когда он подошел ближе. То, как он раскрыл для меня свои руки, было последней каплей. К счастью для него, я была намного медленнее. Его рука поймала мой кулак в воздухе, но я отдернула его.

— Не прикасайся ко мне. Никогда, черт возьми, не прикасайся ко мне снова. — Не знаю, откуда взялась эта уверенность, наверное, из-за злости. Я чувствовала себя одной из тех матерей, которые способны поднять машину, чтобы спасти из-под нее ребенка. Возможно, это было сродни суициду для меня, но мне было все равно. Я была уверена, что не смогу выдержать его. Я бы озверела, если бы он не отпустил меня. Знаю, так бы и было. Настолько зла я была.

Я вылетела из комнаты, направляясь в свою спальню, когда он повторил попытку. Я не хотела, чтобы он трогал меня.

Никогда снова.

Глава девятая

Я хотела только выйти в эту дверь и никогда больше не оглядываться. Забрать Роуэн, Офелию и Вандера как можно дальше от Пэкстона, как можно дальше от всего мира. На волшебный остров, о котором лгала моя мать. Туда, где, по ее словам, родились мы с Иззи, где нас окружала природа, и никто не мог причинить нам боль. Так я и заснула в слезах, думая о месте, лучше, чем это. Месте, где нет боли.

Разбудил меня будильник на телефоне, и, пытаясь найти источник пронзительного звука, я принялась рыскать руками по покрывалу. Мои глаза оставались закрытыми, пока я отключала его и думала о времени. Шесть тридцать. Пэкстон будет ждать завтрак через тридцать минут. Что ж, может ждать его сколько захочет. Я повернулась на бок и свернулась калачиком, но сон так ко мне и не вернулся. Если он хоть секунду думал, что я встану и провожу его на работу с полезным завтраком, он был еще безумнее меня. Я не встала. Просто лежала и думала о том, что узнала. Видео должно было вызвать у меня желание узнать больше, но этого не случилось. Стоило отпустить прошлое. Стоило сказать Ми «нет».

Меня охватило внезапное желание заплакать, когда я почувствовала боль в груди. Перекатившись на живот и сжав руками простыни, я уткнулась лицом в подушку и завопила, словно раненая птица. Звуки моего плача эхом разносились по тихой комнате, а боль в груди все больше усиливалась. Такой боли я еще никогда не чувствовала. Даже мое сломанное тело, поврежденный мозг и потеря памяти не могли сравниться с ней. Я была опустошена.

Страдания мгновенно сменились яростью, когда я почувствовала его руку на своей спине и услышала голос, мягко произносящий мое имя.

— Габриэлла?

Мои босые ноги в доли секунды оказались на прохладном паркете.

— Не произноси так мое имя. Не произноси мое имя. Точка.

— Я не знаю, как это исправить.

— Ты никогда обо мне не беспокоился. Никогда. Где мать Роуэн? Почему она не участвует в ее жизни?

— Я расскажу тебе все, что ты хочешь знать. Я не могу потерять тебя, Габриэлла.

Кровать между нами не дала мне разодрать его лицо.

— Ты уже потерял меня. Где она?

— В Техасе.

— Почему?

Пэкстон пожал плечами и произнес глупый ответ.

— Она живет там.

Слова вырывались из моего рта с такой же скоростью, как и слезы текли по щекам.

— Черт бы тебя побрал, Пэкстон. Расскажи мне! Скажи, почему она не видится с Роуэн. Скажи, почему она просто исчезла из ее жизни? Достаточно этой гребаной лжи. Расскажи!

Он опустил глаза в пол, но не произнес ни единого объяснения. Даже не солгал.

— Ты не позволяешь ей, да? Ты не давал ей видеться с Роуэн. Правда, Пэкстон? Так все было? Ты и об нее вытер ноги? Вот только она пожертвовала своим единственным ребенком, чтобы избавиться от твоего контроля. Так все было? Она бросила тебя, а ты наказал ее с помощью Роуэн?

Слова так и не прозвучали, но, на самом деле, они были мне не нужны. Тишины было достаточно, и я знала, что я права. Мать Роуэн сбежала от него. Умная. Она была умной. Я же была идиоткой, маленькой, глупой рыбкой, кормящейся с его крючка; той, что провела последние шесть лет своей жизни в аду с мужчиной, у которого собственные проблемы отцов и детей. Проблемы, о которых я никогда не узнаю, потому что он солжет.

Перейти на страницу:

Все книги серии Близняшки

Условие для близнецов
Условие для близнецов

БОГИ долго думали, совещались… Как поступить? Это были дети молодой Королевы - Матери МАРТИССИНИИ!Они пришли к единому мнению оставить девочек живыми, но при одном условии…Малышек отправить жить на Землю до земного совершеннолетия. После этого одну из них призвать на планету для выполнения важной миссии...Молодые родители были очень рады, что дети останутся живы и не нужно делать такой сложный и страшный выбор…Мартиссиния прижала к груди малышек, в последний раз накормив их грудным молоком.Умываясь горючими слезами завернула их в красивые одежды, прикрепила к каждой на ручку фамильный амулет и положила их в отдельные корзинки. Прочитала над ними молитву сохранения и удачи, дрожащими руками передала их доверенным лицам Богов.ДВУХТОМНИК .Вторая книга "Позднее раскаяние" .

Таис Февраль

Самиздат, сетевая литература / Любовно-фантастические романы / Романы

Похожие книги

100 великих казаков
100 великих казаков

Книга военного историка и писателя А. В. Шишова повествует о жизни и деяниях ста великих казаков, наиболее выдающихся представителей казачества за всю историю нашего Отечества — от легендарного Ильи Муромца до писателя Михаила Шолохова. Казачество — уникальное военно-служилое сословие, внёсшее огромный вклад в становление Московской Руси и Российской империи. Это сообщество вольных людей, создававшееся столетиями, выдвинуло из своей среды прославленных землепроходцев и военачальников, бунтарей и иерархов православной церкви, исследователей и писателей. Впечатляет даже перечень казачьих войск и формирований: донское и запорожское, яицкое (уральское) и терское, украинское реестровое и кавказское линейное, волжское и астраханское, черноморское и бугское, оренбургское и кубанское, сибирское и якутское, забайкальское и амурское, семиреченское и уссурийское…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное