Шлюха

— Расскажу, но прежде мне нужно хорошенько все обдумать. Не хочу причинить тебе боль.

— О чем я говорила, Пэкстон? — настаивала я.

Он поцеловал меня в кончик носа, войдя в меня до упора и замерев ненадолго, прежде чем снова зашевелиться.

— Обсудим это завтра. Помолчи. Я пытаюсь трахнуть тебя.

Кем я была, чтобы спорить? Особенно когда он прижимал мои ноги к груди, получая возможность войти еще на пол дюйма глубже. Как только я кончила во второй раз, Пэкстон отпустил мои ноги и вышел из меня, кончив на влагалище. Я все еще была в состоянии невесомости, поэтому не уделила должного внимания одной странности. Пэкстон всегда кончал внутрь меня. Не то чтобы я была против. Вовсе нет. Первые брызги попали мне между ног, остальное на нижнюю часть живота. Он опустил мою руку, и я размазала сперму в сторону влагалища, возвращая ее на законное место. Вау. Это все, что приходило в голову.

— Все плохо, да? Не говори мне.

— Нет, так не пойдет. У нас уговор. Я расскажу. Просто сначала нужно поразмыслить.

— О чем был сеанс? Можешь сказать хотя бы это?

Пэкстон поднял меня на ноги за кисти, избегая моей грязной руки.

— Пойдем в ванную.

— Я там уже была.

На самом деле он не дал мне выбора. Да я этого и не ожидала.

— Сходишь еще раз.

Пэкстон почистил зубы и побрился, пока я управлялась с ванной, наполняя ее сиреневой пеной.

— Ты еще не устала от лаванды? — спросил он через зеркало.

— Нет, моя мама любила лаванду.

— Откуда тебе это известно?

Я пожала плечами.

— Просто чувствую.

— Мне тоже так кажется. Тебя всегда тянуло к лаванде.

Я погрузилась в ванну, наблюдая за голой задницей Пэкстона, пока он занимался бритьем.

— Не понимаю, почему никогда не говорила тебе о ней или об Иззи. Не вижу в этом никакого смысла.

— Ты этого не услышишь. Я только что прослушал ту запись.

Мой взгляд переместился с его задницы на его лицо в отражении.

— Почему я не рассказывала тебе?

Он плеснул на себя водой, смывая белую пену в сток.

— Я попросил не рассказывать, — произнес он, вытираясь полотенцем.

Я пыталась осознать его слова, но все равно ничего не понимала.

— Что ты имеешь в виду? Почему?

— Отодвинься, — приказал он. ​

Я покорилась, села ему между ног и откинулась на его грудь, а он обхватил меня руками. Его губы коснулись моей брови, и я ощутила теплое дыхание на своей коже. Мне это нравилось, нежиться в лавандовой ванне с Пэкстоном, прижавшись к его телу.

— В тот день ты объявила мне, что беременна Офелией, в тот же день я сказал тебе, что мы поженимся.

Я с сарказмом выдохнула. Конечно же, он сказал мне, что мы поженимся.

— Продолжай.

— Оставим это на завтра.

— Можешь хотя бы сказать, почему ты ничего не знал о моей семье?

— Я только что объяснил. Не хотел, чтобы ты рассказывала. Такой был договор, сделка, которую мы заключили, когда я позволил тебе стать моей женой. Это было одним из условий.

— Каких условий?

— Уже не помню. Ты их записала.

— Где?

— Не знаю. Наверное, выбросила.

— Ладно, неважно. В чем конкретно состояло это условие?

Пэкстон сжал мой левый сосок пальцами. Его сухой голос выражал ноль эмоций.

— Тебе не разрешалось волочить за собой свое прошлое. Я не хотел иметь дело с семьей, которая будет лезть в мои дела. Твоим точным ответом было: «У меня нет семьи», ты была удочерена в одиннадцать лет. Ты сама солгала, Габриэлла. Не моя вина, что ты промолчала о существовании сестры. Даже если ты не видела ее с тех пор. Я бы тогда хотя бы не был так огорошен этой новостью.

Меня это слегка разозлило.

— Ты огорошен? Я даже не помню этого! Ты не можешь винить меня в том, что тебя что-то «огорошило». Попробуй начисто забыть всю свою жизнь и заново узнавать все шаг за шагом, как это делаю я. Мне стоит ненавидеть тебя. Я не должна быть с тобой.

— Я пытаюсь понять, насколько тебе тяжело, но и мне непросто. Сложнее, чем когда-либо.

Я покачала головой и тяжело выдохнула.

— Этого мало, Пэкс. Что значит «сложнее, чем когда-либо»?

— Даже не могу объяснить, Габриэлла. Все слишком запутанно. Я влюбился в твои глаза, как только увидел тебя. Страх в твоем взгляде, невинность, не знаю. Ты была похожа на молодого олененка. И я жаждал тебя. Меня поражало, что я могу приказать тебе что угодно, и ты делала. Когда я сказал тебе, что мы поженимся, ты призналась, что тебе еще нет восемнадцати. Это лишь усилило мое желание.

— Звучишь как какой-то педофил.

— Если подумать об этом сейчас — да, но не тогда. Мне было двадцать семь, и передо мной стояла юная сексуальная рабыня. Я одним взглядом мог повелеть тебе подойти ко мне, вплоть до того дня, когда ты разбила машину. Я мог отправить сообщение в три утра, сказав прийти и отсосать мне, и ты делала это. Мог приказать убраться в моем кабинете голой, пока я работаю, и ты слушалась.

На этом я остановила Пэкса в надежде смягчить его серьезный тон.

— Я бы и сейчас убралась голой в твоем кабинете.

Он уткнулся мне в волосы.