Шмордонские тайны

Филер вдруг понял, что перед ним находится некий человек-самородок, никак не отягощенный образованием, но житейски мудрый и потому очень опасный, но заранее предсказуемый. А для кого предсказуемый? Для бывшего шефа разведки самой мощной в галактике империи? Раз плюнуть…

Барон решил вести себя осторожно.

— Можно мне выпить? — спросил он.

— Конечно! — воскликнул Похаре Бац. — Хотите пива?

— Нет, спасибо, — ответил Филер. — От пива, знаете ли — ни в голове, ни в противоположном месте. Я бы выпил коньяка.

— Ха-ха-ха! — неискренне рассмеялся Генеральный Вождь. — Я смотрю, вы в совершенстве освоили язык простонародья.

Глаза его оставались холодными.

— Я освоил многие языки еще до того, как встретился с вами, — ответил Филер.

— Да-да, понимаю, — кивнул головой Похаре Бац. — Эй!

В ложу вбежала красивая секретарша, в которой барон узнал одну из бывших работниц Рылом Втаза.

— Налей барону! — приказал ей Генеральный Вождь. — Только целый бокал наколбась сразу, чтобы не звать тебя больше!

Секретарша схватила бутылку коньяка и вылила ее в одну из пустых пивных кружек, стоявших на столе, после чего придвинула ее к Филеру и тут же убежала в подсобное помещение.

Филер понял, что его мешают с грязью. Похаре Бац более месяца был заместителем Рылом Втаза, неоднократно выпивал в общей компании с бароном и потому знал, что тот пьет редко, но — рюмками, а не кружками.

— Ваш коньяк — просто аристократически-вредная привычка, — сказал Похаре Бац. — Посудите сами — зачем держать голову ясной, если дворянство живет приказами королей и императоров? Бухай — сколько хочешь. А у нас в Кукарелле монархов нет. Но некоторые высокопоставленные шавеллы бухали круглосуточно. За что и поплатились. Кто ж за них думать будет, если монарха нет, а они пьяны?

— А вы сейчас не бухаете? — спросил Филер, указывая взглядом на кружку, зажатую в руке Генерального Вождя.

— Пиво? — удивился Похаре Бац, с любовью поглядев на свой хрустальный сосуд. — Да мы, кукарелльцы, с детства к нему приучены! Сколько ни пьешь — никакого вреда от этого, кроме постоянной ссачки и порчи воздуха! А ум от пива не страдает, потому что оно — лучший стимулятор мозга. Пиво не засоряет сознание, позволяя мыслить философскими категориями, к которым приходят даже самые большие тупицы, выпив литров пять-семь. А еще лучше — десять!

Ипподром вдруг взревел многотысячным букетом голосов.

— О! — воскликнул Похаре Бац. — Давайте посмотрим последний в истории Кукареллы Акт Коммунального Удовлетворения!

— Почему последний? — поинтересовался Филер, брезгливо отодвигая от себя кружку с коньяком.

— Потому что их не станет, — сказал Генеральный Вождь, поворачиваясь лицом к балкону.

— Что, будете тайно расстреливать? — поинтересовался Филер.

— Ну, как водится, — ответил ему откровенно Похаре Бац. — Кого-то расстреливать, кого-то вешать, а кому-то яйца отрывать. Короче — как придется. И совсем не обязательно тайно. Можно и явно. Но — без всякой ипподромной помпы.

На поле вывели человека со связанными сзади руками и заклеенным ртом. Человек, спотыкаясь, безропотно подошел к Ударнице, упал на колени и положил голову на плаху.

— Смерть предателю коммунальной революции! — взревели громкоговорители хорошо поставленным дикторским голосом. — Он затмил дело трудовых шавелл голыми задницами присвоенных себе секретарш и незаконно подвел под Ударницу командора Вбубен Бея! Да здравствует Генеральный Вождь Похаре Бац, положивший конец диким вакханалиям предателя! Его секретарши будут казнены сразу же после!

Толпа оглушительно взревела.

— Женщин-то за что? — поинтересовался Филер.

— Щепки, которые летят при рубке древесины, — махнул рукой Похаре Бац. — Толпе всегда интереснее, когда казнят женщин, нежели мужчин. Казнь обнажает. Даже если не сорваны одежды… Вот я и решил дать шавеллам развлечение. Последний раз.

Филер вдруг понял одну интересную вещь. И звучала она так: свободным он отсюда не выйдет. Отчего возникла эта мысль? Неизвестно. Но она была настолько живой и правильной, что Филер отнес ее появление к своей профессиональной интуиции.

Нисколько не сомневаясь в этой интуиции, он придвинул к себе кружку с коньяком, сделал из нее приличный глоток и, зажав ее в руке, подсел к Похаре Бацу поближе.

— Что такое?! — вскричал тот, зачем-то сунув руку под стол.

— Хочу посмотреть на секретарш, — пояснил ему Филер.

— А, ну да! — отбросил подозрения в сторону Генеральный Вождь, вытаскивая руку из-под стола. — Совершенно естественное желание. Хоть для быдла, хоть для аристократа. Мучения женщины во время казни — естественное развлечение для мужчин! А одну из секретарш Рылом Втаза я себе оставил. Ух, баловница! Заменила целую свору. Остальных же выгнал на ипподромное поле. Жизнь, как говорится, хочет обновления. Смотрите!

Ударница пришла в движение, и Рылом Втаз отправился в свой персональный коммунальный рай, или в то место, в которое он верил. Но здесь на поле ипподрома выгнали несколько десятков женщин, и Филер почему-то не захотел туда смотреть.

— Может, хватит? — спросил он у Генерального Вождя.

— Нет, — ответил тот. — Пусть шавеллы потешатся.