– Ольгу Львовну позавчера!
– Сержка-то Шептунов!
– С Луизкой?!
– Зинку-диспетчершу на пенсию!
– Синицына опять аборт!
– А тут такие выточки по бокам…
– Я кладу одну дольку чеснока, закрываю крышкой и…
– Вот прямо под правым ребром!
– Верхнее – сто двадцать, нижнее – восемьдесят, а пульса нет!
– Кашпировский!
– А мне Чумак…
– Надо всем вместе, как раньше!..
– Я холодец!
– А я оливье!
– Заходи!..
– И ты!..
Вдруг Соня вспомнила:
– Я ведь к тебе по поручению!
– Ну раздевайся опять, проходи на кухню, – неискренне предложила Антонина, потому что утомилась от воспоминаний и после ухода Сони хотела прилечь к сопящему Радику подремать с полчасика.
– Может… – Соня тоже устала, и ей совершенно не хотелось расстегивать сапоги, которые только что с таким трудом застегнула на непонятно отчего располневших икрах, – быстренько?
Антонина кивнула.
– В двух словах: Кайбышеву для депутатства нужно доверительное лицо из рабочего класса! – выпалила Соня.
– Незамутненное?! – уточнила Антонина.
– А ты откуда знаешь?! – поразилась Соня.
– Так до тебя Шишкин приходил вербовать, он тоже хочет на иномарке ездить, Таврия, говорит, надоела! – разъяснила Антонина.
– А ну так ты, значит, занятая уже! – обрадовалась Соня, что так быстро разрешила вопрос. – Тогда я побежала! С тебя – холодец, с меня – оливье!
– Кто ж, как не мы с тобой, Тоня! – ходил по маленькой кухоньке Лева Сидоров. – Страну надо поднимать с колен! Ты незамутненная и я начитанный, мы сможем!
– Шишкин?! – не успев присесть, Лева опять вскочил. – Этот замшелый троллейбусный парторг тоже лезет в депутаты?! Пусть в пенсионный фонд документы собирает! Нужны новые, молодые силы, чтобы из развитого социализма с одинаковыми зарплатами сделать мир здоровой конкуренции, в котором выживает сильнейший!
– Кайбышев?! – скривился Лева. – Из комсомола который?! Еще не легче! Только что ленинские зачеты принимали, коммунистические лозунги с трибун выкрикивали, а теперь уверяют, что всегда фигу в кармане держали!
– Нет, дядя Гриша ни при чем, – замотал головой Лева, – и партактив коллектива стоматологической поликлиники ни при чем. Есть прогрессивно мыслящие ребята, Тоня, со здоровыми амбициями, которые живут по честному закону – цель оправдывает средства. В общем, я ими руковожу, указываю, так сказать, верный путь…
– Ну какой же Загогуйло бандит с большой троллейбусной дороги?! – снисходительно улыбался Лева. – Человек попал в струю времени, перенаправил текущие рядом с ним финансовые потоки в свое русло и теперь желает не только потреблять по потребностям, но и созидать по возможностям!
– А капитализм он такой, Тоня! – Лева назидательно поднял палец вверх. – Кто не с нами, тот против нас!
– Эх, Тоня! – обернулся на пороге Лева. – Ведь так и пройдет вся твоя жизнь между асфальтом и электрическими проводами! Оглянешься назад, а там одни безбилетники!
Глава пятая
17 марта
Антонина спустилась с крыльца школы и зажмурилась от весеннего солнышка.
«Ну как проголосовала, Загубина?!» – прочирикал радостный воробей.
– Как вы, Михсергеич, велели, так и проголосовала, – улыбнулась воробью Антонина, – за сохранение Советского Союза!
– Тебе лишь бы сохраниться, Загубина! – чуть не поскользнулся на крыльце Идрисов, но, ухватившись за рукав пробегавшей Люси Крендельковой, удержался. – Отделяться надо! Заграница нам поможет! Турки в Башкортостане уже лицеи открывают, глядишь и американцы подтянутся!
– Отпустите меня, Масгут Мударисович! – Люся выдернула руку из цепких пальцев Идрисова, и тот чуть опять не потерял равновесие.
– Когда отделимся от СССР, – стал аккуратно спускаться по ступенькам Идрисов, – людей уважать будут, на референдумы по красным дорожкам ходить будем, а не по скользкому железобетону!
– Так вон же, гражданин, резиновые коврики постелены! – попытался помочь Идрисову дежуривший у школы милиционер.
– А ты, сержант, мне не указывай, – взвился Идрисов, – кончилось ваше жандармское время! Не задушите свободу самовыражения!
Люся утянула Антонину на другую сторону широкого крыльца:
– По секрету! Но, чур – никому! Я бойкотирую! Мне Ашот велел! А на референдум пришла купить чего-нибудь вкусненького, там в фойе школы ничего к выборам не выбросили?
– Пирожки, конфеты… – стала перечислять Антонина, но озадачилась: – Разве можно бойкотировать, ты же не эстонка прибалтийская!
– Зато Ашот из свободной, суверенной, независимой Армении! – возразила Люся. – Ну чего еще там есть?
– Килька в томате, капуста морская, утром, говорят, был завтрак туриста… – загибала пальцы Антонина, но вновь нахмурилась: – Зачем же он тут русским одиноким женщинам запрещает, а к себе в суверенную страну не возвращается?
– Там же война! Тысячу раз говорила! – топнула ножкой Люся. – И какая я тебе одинокая?! Я при мужчине, между прочим! У него с родственниками кооператив по шитью и пошиву, между прочим! Это ты, Тонька, одинокая! Еще и на голову психбольная! Я у нее еще спрашиваю, что в фойе продают! Сама пойду посмотрю!