Шофёр Тоня и Михсергеич Советского Союза

– Пиноккио, по-русски, – Непролевайко отхлебнул, – который вместо Василия Степановича станет депутатом, а Василий Степанович будет его за ниточки дергать, а тот, как нужно голосовать и лоббировать интересы реальных пацанов!

– Стоматолог! – одновременно хлопнули по коленкам и прохрипели братья. – Левка Сидоров!

– Э!.. – удивился Непролевайко. – Раз у вас уже есть буратино, то надо начинать его раскрутку. Если бы вы меня профинансировали, Василий Степанович, то я бы уже внес задаток в типографию имени Дзержинского…

– Дзержинского?! – поморщились Загогуйлы. – Другой нет, что ли?!

– Есть Полиграфкомбинат, – пожал плечами Непролевайко, – но они Катыкшайтанова печатают, остальных боятся, поэтому такие цены ломят, что дешевле в Финляндии!

– Ладно, – Васька достал из кармана свернутые в тугой цилиндр и перевязанные резинкой купюры, – держи!

– У меня тут подсчитано! – Непролевайко вытянул из заднего кармана джинсов тетрадный листочек, сложенный вчетверо.

Стас Загогуйло усмехнулся:

– Да ты, агитатор, еще и бухгалтер!

Непролевайко поспешно спрятал бумажку.

– Водку будешь? – успокоил его Василий.

10 марта

Полмиллиона москвичей на Манежной площади колыхались, топтались, шли, останавливались, говорили, шептали, кричали.

«Ба! – подумал передовик производства АЗЛК Многолетов. – Да это ж Новодворская!»

– Здрасьте! А я вас по телевизору видел! – расплылся он в улыбке.

– Здрасьте! – прищурилась за толстенными линзами очков Валерия Ильинична. – Где-то я вас тоже видела! «Демрос»? «Мемориал»? ЛДПР?

– Не! АЗЛК! Сейчас вслед за сорок первым Москвич-2142 запускаем! Седан! В 1992-м в серию пойдет! – сиял Многолетов.

– К пролетариям я обычно не хожу, но где-то, гражданин, вы мне попадались! – Валерия Ильинична подозрительно окинула Многолетова взглядом. – Не из ГэБэ?

– Не! Сборочный, – Многолетов опять расплылся, – меня тоже в телевизоре показывали, давно, правда, тогда еще Рейган к Горбачеву приезжал, и они на Красной площади с народом разговаривали! Вот, мы с Витьком – сынишка мой – народом были.

– Вспомнила! – поправила сползающие с переносицы тяжелые очки Валерия Ильинична. – Сына на шее нес! Коммуняка!

– Мы в бригаде все! – опешил Многолетов. – А Витька, сынок, дома… Бугай уже – на шею!

– Долой Горбачева! – вдруг зычно крикнула в лицо Многолетову Валерия Ильинична.

Манежная площадь подхватила: «Долой!»

– Вот, значит, как! – Многолетов набрал в грудь воздух и сверху вниз обдал Валерию Ильиничну бутылкой «Жигулевского», двумя сосисками и свежевыкуренной беломориной: – Даешь референдум!

Манежная площадь подхватила: «Даешь!»

– Вы на меня, молодой человек, не плюйтесь! – Валерия Ильинична достала из сумки зонтик и раскрыла над головой.

«Не плюйся!» – загудела Манежная площадь.

– Вы мне, товарищ Новодворская, спицей своего зонта чуть в глаз не попали! – возмущенно отпихнул от себя зонтик Многолетов.

«Не попала!» – гулко подтвердила Манежная площадь.

– Валерия Ильинична, – приставил ладонь к козырьку фуражки подошедший сержант Шаймарданов, – опять вы демарш устраиваете! Все без зонтов, а вы с зонтом! Все без дождя, а вы с дождем!

Манежная площадь притихла. Новодворская сложила зонтик и вдруг замахала им, как дирижерской палочкой:

– Ельцин! Ельцин!

«Ельцин! Ельцин!» – эхом проскандировала Манежная площадь.

* * *

– Ну принимай, хозяйка, гостей из поселка Алкино! Деньги есть – Уфа гуляем, денег нет – Чишма сидим! – коридорчик малосемейки Антонины заполнили завклубом Ремпель, художник-оформитель Фахретдинов и зоотехник Ильяс.

– Мама! – испугался Радик и стрельнул в вошедших дядей из своего пластмассового пистолета стрелкой с резиновой присоской.

– Каков! – отлепил ото лба присоску Ильяс.

– Весь в папку! – Фахретдинов взял стрелку из рук зоотехника и передал Ремпелю.

– В кого ж ему быть, как не в товарища Мазаева! – подтвердил завклубом.

Антонина сначала растерялась:

– Вы это чего?..

Потом дала подзатыльник Радику:

– Разве можно стрелять в малознакомых дядей, может быть, они хорошие?

– Мы, хозяйка, это того, – снял тяжелый ямщицкий тулуп Фахретдинов и повесил на вешалку, – хозяин-то дома?!

– Какой хозяин?! – Антонина вдруг вышла из растерянности. – Нету тут никакого хозяина!

Вешалка не выдержала тяжести тулупа Фахретдинова и сорвалась вниз, выдрав два шурупа из стены.

– Похоже, что действительно нет… – зачесал затылок Ильяс.

– А мы вам ногу привезли, – показал на огромную сумку за порогом Ремпель.

– Чью?! – побледнела Антонина.

– Йети! – хохотнул Фахретдинов.

– Мама! – схватилась за сердце Антонина.

– Я тут! – Радик пульнул в Фахретдинова вторую стрелку с присоской.

– Да уйми, хозяйка, стрелка своего ворошиловского!.. – Фахретдинов, уворачиваясь от присоски, отпрянул назад и заехал затылком Ремпелю в переносицу.

– У меня кровь сейчас будет капать! – зажал нос Ремпель.

– Только не на новое пальто тестя! – в панике выскочил из малосемейки Ильяс, зацепился ногой за сумку и растянулся на лестничной площадке во весь рост.

Сумка тоже опрокинулась, и из нее вывалилась волосатая нога с огромным копытом.

Антонина в ужасе опустилась по стенке на корточки и показала дрожащим пальцем на копыто: