– ГКЧП – это мой крест, – ответил Язов, – буду нести его до конца! Ну а войска, что ж, отдам приказ!
– Что это у тебя, Геннадий Иванович? – спросил Крючков Янаева.
Янаев развернул «Общую газету»:
– Вот, несмотря на запрет, сегодня ночью выпустили!
– «Кошмар, на улице Язов», – прочитал заголовок статьи Крючков.
– Шутят журналисты! – сложил газету Янаев.
– Чего шутить! – усмехнулся Крючков. – Язов без всяких шуток вывел все войска из Москвы.
– Что делать будем? – задумчиво произнес Янаев.
– Раз такое дело, к Горбачеву надо лететь сдаваться, – предложил Крючков, – пока нас Ельцин не арестовал.
– Поезжайте, Владимир Александрович, – кивнул Янаев, – только уж летите со всеми, поговорите с Язовым, Баклановым, Тизяковым, возьмите Лукьянова, может быть, Ивашко…
– Борис Николаевич, группа захвата МВД РСФСР не успела! Улетели гэкачеписты в Крым к Горбачеву! – доложили президенту России.
– Раз арестовать не удалось, надо следом направить нашу делегацию, – махнул кулаком Ельцин. – Кто полетит? Есть список кандидатов?
– Руцкой, Силаев, Примаков, Бакатин, Дунаев, Федоров и тридцать пять автоматчиков! – зачитал младший референт. – Можно, Борис Николаевич, я тридцать шестым полечу?
– Лети, Аркаша, лети! – согласился Ельцин. – В ногу только себе не стрельни из автомата.
– Я ведь Константин, а не Аркадий, – жаловался потом Жанне младший референт, – а Калашникова в школе, между прочим, разбирал на «отлично» – за пятнадцать секунд! Противогаз так вообще за семь надевал!
– Как там у вас в Крыму? – спросил Янаев по спецсвязи Крючкова.
– Горбачев отказался нас принимать! – ответил Крючков.
– Все! – окончательно сник Янаев. – Подписываю указ о роспуске ГКЧП и об отмене всех постановлений комитета!
– Как там у вас в Форосе? – спросил Ельцин по спецсвязи Руцкого.
– Горбачев вылетает с нами в Москву! – ответил Руцкой.
– Все! – воодушевился Ельцин. – Подписываю указ об аннулировании всех решений ГКЧП! А Гостелерадио так перетрясу, чтобы там ни одного врага капитализма и моего лично не осталось!
Глава десятая
22 августа
– Освободили! – прослезилась Антонина.
Бровкин вынул из нагрудного кармана шоферской кожанки аккуратно сложенный носовой платок и протянул Антонине. Сгрудившиеся около телевизора в актовом зале троллейбусного депо № 2 водители в оранжевых жилетах, ремонтники в синих робах и итээровцы с маникюром одобрительно загудели:
– В курточке! Загорелый! Хоть бы хны!
Горбачев помахал Антонине с трапа самолета:
– Теперь, Загубина, ты знаешь, кто есть ху?
– Знаю, Михсергеич! – шмыгнула носом Антонина.
– Да не принимай ты так все близко к сердцу! – снисходительно приобнял Антонину Бровкин.
– Почти весь ГКЧП арестован! – продолжал махать Горбачев.
– Крючкова-то с трапа под руки спускают, – веселился рабочий класс и сдержанно ухмылялась техническая интеллигенция, – ноги кагэбешника не держат!
– Ой, Михсергеич, – забеспокоилась Антонина, – вы уж не расстреливайте их, пожалуйста!
– Ну ты, Загубина, скажешь! – почти рассмеялся Горбачев.
– Ну ты, Тонь, скажешь! – почти рассмеялся Бровкин.
– Но по всей строгости закона этим «кто есть ху» ответить придется! – погрозил пальцем президент СССР.
– Но в тюрьму, наверное, посадит, – Бровкин забрал из рук Антонины платок, аккуратно сложил в квадратик и вложил в карман, – по всей суровости, елы-палы, Уголовного кодекса!
– А какого закона, Михсергеич, – вдруг озадачилась Антонина, – президента СССР или президента РСФСР?
– А ты соображаешь! – удивился Бровкин и уважительно посмотрел на Антонину.
– А ведь права Тонька! – тоже с уважением посмотрел на Антонину вдруг притихший рабочий класс. – Это ж конец Горбачеву!..
– Никакой он теперь не генсек! – нахмурилась техническая интеллигенция, а Шишкин даже поднял бровь в сторону Антонины.
– Нет! – запротестовала Антонина. – Я вовсе ничего! Я нисколечко! Я только спросила!
– Подвезу? – предложил в ответ Шишкин и, понизив голос, уточнил: – До дома?
– Всех арестовали? – спросил Ельцин старшего референта.
– Иваненко с Явлинским Пуго ищут, а так, всех! – ответил старший референт.
– Борис Николаевич, на митинг пора! Силаев с Хасбулатовым уже там! – прервали разговор победители путча.
– Так вперед! – тут же встал Ельцин.
– Э… – замялись победители.
– Что такое? – опять сел Ельцин.
– Символ победы нужен! – ответили победители.
– Ну? – стал раздражаться Ельцин.
– Флаг новый! – засияли победители.
– Дело! – согласился Ельцин. – Какого цвета и что нарисуем?
– Исконно русский! – продолжали победители. – Бело-лазорево-красный!
– Лазорево?! – опешил Ельцин.
– Это синий цвет такой, – шепнул старший референт.
– Да знаю я! – встал со стула Ельцин. – Кто придумал?!
– Александр III в 1883 году! – опять шепнул старший референт.
– Это который э… – нахмурился Ельцин.
– Патриот! Русофил! Миротворец! – перешел на скороговорку референт. – При нем ни одной войны не было!
– Русофил?! – поморщился Ельцин.
– Как вы, Борис Николаевич, метр девяносто ростом! – нашелся референт.