– Другое дело! – знаменитая улыбка опять появилась на лице Ельцина. – Утверждаю символ победы! Эх, если бы вчера придумали, отправили бы активистов к прогрессивным швеям-мотористкам, и те бы за ночь полотнище сшили!
– За ночь и сшили, Борис Николаевич! Как раз к самому митингу победителей! – радостно зааплодировали победители. – Как только вы на поверженный танк взберетесь, красный серпасто-молоткастый затопчем, а бело-лазорево-красный стяг поднимем, и он взвеет над многотысячной толпой!
– Борис Карлович, – сказал Виктор Иваненко в телефонную трубку, – это говорит председатель КГБ России Иваненко, – на другой стороне трубки молчали, Иваненко добавил: – Я хотел бы с вами поговорить.
Министр МВД СССР Пуго продолжал молчать. Промолчав еще минуту, он ответил:
– Хорошо.
– Мы сейчас к вам подъедем, – быстро сказал Виктор Иваненко, – вы никуда не уходите.
– Ладно, – положил трубку Пуго.
Григорий Явлинский еще раз прочитал записку: «Он нас всех продал! Жалко: так дорого купил и так дешево продал. Всех!» Через плечо заглянул Виктор Иваненко:
– О ком он?
Явлинский красноречиво посмотрел на Иваненко, но на всякий случай пожал плечами. Подбежал молоденький лейтенант:
– Валентина Ивановна тоже застрелилась!
– Кто? – не понял Явлинский и Иваненко.
– Жена, – просипел молоденький лейтенант.
23 августа
Бело-сине-красный флаг развевался на фоне ночного неба.
– Еще бы чего-нибудь прогрессивно-созидающего! – любовался президент РСФСР.
– Активисты бронзовый памятник железному Феликсу на Лубянской площади автокраном подцепили и с постамента стаскивают! – тут же доложили соратники.
– Да ну! – не поверил Ельцин. – И чекисты в них даже не стреляют?!
– Не смеют, Борис Николаевич! – сияли соратники. – Деморализованы демократами!
– Вот тебе и чистые головы с холодными руками! – продолжал поражаться Ельцин.
– Не говорите, Борис Николаевич! – поддакнули соратники. – Зря мы их столько лет боялись! Наши сейчас уже в самом здании орудуют, к секретным архивам подбираются!
– К секретным кого попало не надо! – насторожился бывший секретарь Свердловского обкома. – Мало ли там чего! Пусть-ка сосредоточатся на столовой, актовом зале и Красном уголке!
Соратники притихли. Ельцин сориентировался:
– Вот что! Пишите указ: с сегодняшнего дня на территории России приостанавливаю деятельность Коммунистической партии РСФСР, поддержавшей ГКЧП!
Соратники зааплодировали.
– Саша, не надо! – отодвигалась от напиравшего Бровкина Антонина.
– Я же по любви, Тоня! – не отступал Бровкин.
– Все вы так говорите! – Антонина уперлась спиной в холодильник.
– Я не все, Тоня, – упорствовал Бровкин, – я два раза разведенный!
– Радик за стенкой, – почти захныкала Антонина.
Автоматически сработал компрессор, холодильник громко загудел и вместе с Антониной мелко затрясся.
– Не разбудим! – плотно прижался Бровкин.
– Раскладушка в кладовке, – сдалась Антонина.
Глава одиннадцатая
24 августа
– Мама, это кто?! – спросил Радик, показывая пальчиком на сидящего за кухонным столиком Бровкина.
– Это дядя Бровкин, сынок, – пояснила Антонина.
Бровкин поднес ко рту блюдце, сделал губами трубочку, положил в нее кубик сахара и с шумом втянул через белый кубик горячий чай.
– Чай вприкуску – самое то! – подмигнул Радику Бровкин.
– Вприкуску! – с восхищением повторил Радик и тут же потребовал: – Мама, вприкуску!
– Обольешься и обожжешься! – отмахнулась Антонина. – Давай лучше телевизор смотреть!
Бровкин встал из-за стола и включил телевизор, телевизор зарябил, Бровкин стукнул телевизор кулаком, Генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Горбачев поправил очки:
– Слагаю с себя полномочия! А к членам ЦК по-коммунистически обращаюсь: настала, товарищи, необходимость самораспуститься!
Бровкин заправил белую майку в черные семейные трусы и подтянул сползшие на лодыжки носки:
– Вот сказанул!
– Мама! – задохнулся от восторга Радик и тоже заправил рубашку в детские колготки.
– Это что ж, Михсергеич, – подивилась Антонина, – вы, как Ельцин, от начертанного Лениным курса в светлое будущее отрекаетесь?!
Михаил Сергеевич снял очки и положил их в футляр:
– Я тебе так скажу, Загубина: причем тут Ельцин, когда Анджела Дэвис тоже вышла из американской компартии?! Поддержал ГКЧП? Все, будь добр, на выход! Нам не по пути, мы будем бороться против смертной казни и гомофобии в «Корреспондентских комитетах за демократию и социализм»!
– Это ж сколько людей кинул! – хлопнул по голым коленкам Бровкин.
– Саш, ты б хоть штаны надел! – возмутилась Антонина. – Радик с тебя уже минут сорок пример берет!
– Ну а че! – осклабился Бровкин. – Правильный пацан растет!
Бровкин сунул одну ногу в штанину брюк, а на другой ноге поскакал в ванную комнату:
– На работу пора! Шишкина в управление везти!
– Шишкина везти! – поскакал следом за Бровкиным на одной ножке Радик.
Антонина забыла про Горбачева и умилительно сложила на животе ладони. Но Горбачев тоже подскочил на одной ножке и доложил в самое ухо:
– Указ подписал!