Шофёр Тоня и Михсергеич Советского Союза

– Господа! – воззвал Эдгар Сависаар к учредительном съезду, – необходимо выбрать руководителя нашего Народного фронта! Имея большой организационный опыт, предлагаю свою кандидатуру на эту нелегкую, хлопотную и даже опасную роль.

– Марью Лауристин в председатели! Она еще в 1980-м подписала письмо сорока против русификации Эстонии! – зашумел съезд.

– Абсолютно не против! – миролюбиво согласился Сависаар, – предлагаю возложить нелегкую обязанность председателя сразу на два плеча, то есть на четыре! На плечи Марью Лауристин и вашего покорного слуги. Кто за Лауристин и покорного слугу? Единогласно!

3 октября

– Александр Николаевич, у тебя есть кто на примете? – спросил главнокомандующий Яковлева.

– Бакатина может быть? – предложил Яковлев.

– Нет, но каков этот Власов! Ничего не сказал, просто взял и организовал девятнадцать отрядов милиции особого назначения в двенадцати городах страны! – возмущался главнокомандующий.

– Да, нехорошо получилось, от нас во всем мире либерализма ждут, а тут на тебе – ОМОН! – Яковлев согласно нахмурился, – от таких названий дети заиками становятся! Кстати, не докладывали, появился экстрасенс Чумак и лечит от заикания и всех болезней водой заряженной!

– Говорили же от энуреза? – возразил гланокомандующий.

– От энуреза и облысения – это гипнотизер Кашпировский! – поправил Яковлев.

– Гипнотизер? Может?.. – заинтересовался главнокомандующий.

– Не стоит! – провел ладонью по обширной плеши соратник, – люди уже привыкли, начнут домысливать, версии придумывать, зачем нам с тобой это надо?

– Ну ладно, – согласился главнокомандующий, – не надо, так не надо! Кого ты говорил вместо Власова – Бакатина? Что ж, на стройках смог, на партийной работе не подкачал, значит и милицейским министром справится!

7 октября

– С сегодняшнего дня, – объявил Председатель Верховного Совета Литовской ССР Витаутас Астраускас, – литовский язык на территории нашей республики является государственным!

Глава двенадцатая Тесто

16 октября

За ночь тесто подошло, оно подняло и сбросила на пол тяжелую железную крышку большой ведерной кастрюли. «А?!» – проснулась Антонина. «Что?! Что такое?!» – вскочила с раскладушки Валентина Петровна. «Хны-хны!», – сквозь сон произнес Радик и тут же опять сладко засопел. «Вставай, Загубина! – бодро начал новый день Михсергеич, – через пять минут гимн Советского Союза запущу! Вам с мамашей всего полтора часа времени осталось пирожков напечь и на автовокзал к первому автобусу в Стерлитамак успеть!»

– Ты чего? – Валентина Петровна щелкнула ручкой выключателя, – опять радиоприемник всю ночь слушала?

– Я чуть слышно, – смутилась Антонина, – под шепот внешней и внутренней политики спится лучше.

Валентина Петровна осуждающе покачала головой:

– Вылезай из постели, пора пирожки стряпать! Не успеем, твой Васька-уголовник голодный останется! Радика не разбуди!

– Василий не уголовник, он попавший под влияние и оттого случайно оступившийся! – возразила Антонина.

Валентина Петровна и Михаил Сергеевич вздохнули.

* * *

Работа шла споро, за какой-то час Антонина с Валентиной Петровной напекли три десятка румяных пирожков с картошкой, капустой, луком и яйцами, яблочным вареньем и нажарили на сливочном масле двенадцать беляшей с золотистой корочкой. Пирожки с беляшами завернули в несколько слоев «Вечерней Уфы» так, чтобы в каждом свертке был только один вид кулинарного изделия: «Чтобы Загогуйла не путался и матерно не ругался в малознакомом обществе!».

Валентина Петровна помогла Антонине донести большую хозяйственную сумку до остановки, к которой тут же подъехал троллейбус. Заспанный Выдов открыл переднюю дверь и впустил Антонину в кабину.

– Сумку не забудь обратно привезти! – помахала вслед мама и отчего-то всплакнула.

– Куда в такую рань? – равнодушно поинтересовался Выдов.

– Загогуйле передачу везу! – многозначительно и даже гордо ответила Антонина.

– А… – кивнул Выдов, – это… Привет передавай!

Минут через сорок троллейбус остановился на «Универмаге Уфа», Антонина сунула руку в сумку, вытащила еще теплый пирожок с картошкой и улыбнулась:

– Угощайся!

Выдов удивленно посмотрел на Антонину, вытер пальцы о штанину, аккуратно взял пирожок указательным и большим, надкусил и неожиданно покраснел:

– Вкусный! Маманя такие же пекла!..

– Мы долго стоять будем?! – в стекло кабины гневно забарабанила сухеньким кулачком теща Шишкина Серафима, – у меня зять главный троллейбусный начальник! Я ему доложу, как вы посреди маршрута обеденные перерывы устраиваете! Он вас всех в Магадан отправит лес валить! Шишкин его фамилия!

* * *

– Похудел-то как! – всплеснула руками Антонина.

– Чего раньше не приезжала?! – хмурый Василий сел напротив.

– Не знала… Думала в тюрьму не пускают. А тут у вас и на тюрьму не похоже… – заволновалась Антонина.

– Какая тюрьма! Это колония-поселение! – Василий поморщился, – привезла чего?

Антонина стала доставать из сумки свертки и выкладывать их на стол:

– Конечно, привезла! Утром с мамой пекли, еще теплые! Ешь, тебе поправляться надо! И вообще за здоровьем следить! У вас, говорят, все болеют!