Шоколадный папа

Она вспоминает больницу, поездки в город. Они никогда не ездили в город вместе. Тогда не ездили, а теперь — теперь это обычное дело. Теперь это заурядная повседневность. Быстро съездить в город, быстро уладить нужные дела. Немного посидеть в любимом кафе, глядя по сторонам. Ее голубые глаза больше не смотрят безотрывно в его зеленые. На смену пришло нечто другое — стабильность, пожалуй. Вот о чем думает Андреа, стоя перед белым холстом. Что это, наверное, такая жизнь, которой хочется жить в свое удовольствие.

Но канифоль, которую она купила Касперу, еще не закончилась.

Позже, когда их объятия стали смелее, Каспер рассказал ей, что у него никогда в жизни не было такой дорогой канифоли. Что он был в легком шоке от ее покупки.

— Просто я подумала, что ты достоин самого лучшего, — ответила Андреа — в Счастье, в объятиях Каспера. Такая ложь позволительна и даже красива.

Солнце прячется за тучами, как в фильме, где каждый кадр особенно отчетлив, и Андреа смотрит на белый холст. Там что-то должно быть. Образ. Может быть, лицо — в лучшем случае похожее на кого-то или совершенно незнакомое, но все равно симпатичное. В животе урчит. Каспер молчит. Вокруг слишком тихо. Воспоминания волшебны, реальность вторична. Андреа хочет быть здесь-и-сейчас. Думает о канифоли Каспера. Она лежит в том же пакете, что и тогда, и каким-то образом удерживает Андреа, внутри у которой какое-то вечное путешествие. Отчетливый образ путешествия, которое вот-вот начнется. Как будто сидишь в поезде: твое купе, твое место, но поезд не трогается с места, а в окнах с обеих сторон все равно проносится пейзаж. А ты все же не двигаешься с места. Очень хочешь (чего-то другого) и ждешь (чего-то другого). Андреа понимает, что нужно что-то сделать, чтобы вырваться из этого круга, но не знает что. Может быть, надо что-то произнести — или лучше действовать без лишних слов? Может быть, просто мысль (или две, или три, или сто сорок миллионов) должна начать двигаться в другую сторону? Но как заставить мысль измениться? Как достичь невидимой цели?

«Это как пирожное», — думает Андреа, доставая кисточки. Она так хочет пирожного, но ей нельзя. Запрет на произвольное движение. Как сливочное пирожное за стеклом. Разбить стекло нельзя, Андреа. Почему? Как мерзкое пирожное, к которому не подобраться: если так думать, становится легче. Тогда не хочется и трогать его. На пути стоит холодная стена без намека на вьющуюся зелень, и тебе кажется, что проще повернуться и идти туда, где тебя ждут, распахнув объятия. Вернуться к тарелке с овощами, которые никогда не повергнут тебя в тоску и страх. Вернуться к привычной ненависти. Может быть, на самом деле нужно изменить отношение к некоторым вещам. Где твой ящик с инструментами, Андреа? За работу! «Но я не знаю, в чем проблема». Вместо инструментов она достает краски. Может быть, никакой проблемы и нет. Может быть, нужно прибавить, а не отнять.

Если бы только она могла отправиться в путь по-настоящему. Путешествие с настоящими билетами, поездка в Италию. Может быть, она должна разыскать, вычислить Маддалену, чтобы понять что и как. Почему все есть, как есть, почему один взгляд, одно лживое слово, одна передозировка таблеток могут все изменить. Почему нет ни определенности, ни стабильности — почему все это только слова. Андреа слушает Каспера, его беззвучие. Мимолетный блеск в его глазах — хочется поймать этот блеск, пронзить иглой, как тельце бабочки, собрать коллекцию, построить жизнь, в которой есть воля, энергия. Жизнь Каспера. Андреа видит его на сцене и знает, что любит Каспера, в котором есть страсть — страсть к музыке, страсть к Андреа, как раньше. Чтобы было пламя, яркое и близкое.

Андреа вспоминает, как однажды, в самом начале, спросила Каспера, что бы он сделал, если бы ему пришлось выбирать между ней и музыкой. Помнит, какой грустный у него был вид — а ей-то казалось, что это такой простой вопрос! — как он покачал головой и сказал:

— Андреа, я не могу ответить.

Она думала, что если бы ей пришлось выбирать между Каспером и своими руками, то она выбрала бы Каспера.

Еще она помнит свет рампы, снег и холод за окном. Андреа в бирюзовом костюме и Янна в ярко-синем платье танцуют перед сценой, перед лучшей в мире группой Building Burst. Каспер озаряет Андреа своим светом, и она отвечает ему сиянием — ослепительно красным сиянием, которое может свести с ума. После концерта он набрасывается на нее, просто набрасывается: они страстно обнимаются, лежа на полу. Кто-то говорит им, что они красивая пара. «Леди и Бродяга», — шепчет Янна. Кто-то другой говорит, что им лучше подняться с пола: там пыльно и они мешают другим. Но Каспер и Андреа влюбленные и пьяные, им нечего стыдиться. Они не могут оторваться друг от друга.