Шоколадный папа

— Ну что на этот раз не так? — спрашивает Каспер. Если бы можно было запретить вопросительные знаки, жизнь стала бы гораздо проще. «Что на этот раз не так?»

А то, что ты, Каспер, оказался трусом: в церкви ты сказал «до самой смерти», и я вообразила себе седовласых влюбленных стариков, а тебе смерть казалась гораздо ближе — и это несправедливо. И я тоже струсила и солгала, сказав «я люблю тебя» и поцеловав другого. И еще не так то, что нас двоих уже не собрать воедино. Дело не в Ирене, не в почти-смерти, не в моей лжи. Дело во всем сразу.

Андреа чувствует, что плачет. Надо выйти из этого оцепенения, надо подойти, обнять, сказать — и она обнимает Каспера и говорит:

— Я люблю тебя, Каспер, я так сильно тебя люблю. Я не хочу, чтобы тебе было плохо.

— Я тоже тебя люблю, и мне не так уж плохо, правда… просто я немного устал. — Андреа знает, что это защита, что она и сама защищает Каспера, не задавая лишних вопросов: нельзя быть слишком требовательной, нельзя откровенно злиться, нельзя показывать свою темную сторону — ради собственного блага.

— Значит, я покупаю тебе шоколадку побольше.

Андреа кивает. Слезы иссякли, Каспер ушел.

Она смотрит на холст.

Снова Карл! У фонтана. Он кажется моложе, у него уверенный и гордый вид. Кто-то приближается. Женщина. На ней длинное белое платье с глубоким вырезом. Округлые, смешливые линии тела. Как Марчелло и Анита Экберг в «Сладкой жизни» — только у этой женщины темные волосы. По глазам видно, что она любит Карла, ведь любовь отражается в глазах, не так ли? Они долго не выпускают друг друга из объятий. Он зовет ее Маддаленой, и они говорят по-итальянски, так что Андреа ничего не понимает. Хотя говорят они совсем немного — больше целуются и смеются. Карл держится без стеснения, волосы Маддалены локонами вьются по спине. «Ti amo»,[29] — произносит она, и Карл отпускает ее: губы приоткрыты, но он не улыбается — он достает сигару и зажигалку, отворачивается, его взгляд блуждает по сторонам. Он затягивается и выпускает пухово-белые кольца дыма, которые медленно тают в воздухе.

— Андреа, держи.

Каспер с порога бросает шоколадку — Андреа ловит, говорит «спасибо», чувствует, что тоже устала.

— Послушай, может быть, пойдем и просто полежим, обнявшись?..

— Давай. — Каспер кивает в сторону мольберта: — Что-нибудь получится?

— Что-нибудь да получится… потом.

Лежать, дышать наперегонки, судорожно обнявшись. Давай снова пообещаем друг другу? Тогда Андреа начнет сначала, и все будет как надо. Правда, Каспер! Все так и будет!

Она отпускает его, переворачивается на спину. Тяга к чему-то другому; сквозь черты Андреа проступает лицо Маддалены: она презрительно смеется, готовясь что-то разрушить.

В ожидании Маддалены — 2

Андреа, облаченная в платье с высокой талией, лежит в шезлонге. Рядом — секретер со створкой, опущенной, как разводной мост. Складной нож. На створке лежит складной нож, которым можно вскрывать конверты. Но Андреа никто не пишет, и складным ножом она чистит ногти. Хотя и ногтей у Андреа нет, и нож ей нужен, чтобы заколоть Маддалену.

Андреа ждет ее.

Андреа лежит, прижав тыльную сторону ладони ко лбу. Подумать только, даже у ладони есть тыл. Занавески шуршат от дуновения ветра. Из окна доносятся городские звуки. Шлюхи окликают повозки. Андреа держит в руках зеркало и любуется своим лицом. Высокие скулы — почти такие же высокие, как у Лувисы. Лувиса и Андреа могут состязаться в блеске, могут подносить друг другу зеркала, отражения в которых заранее подретушированы.

Супруг Андреа в море — эй, корабль! Какое ей дело? Его не будет год, а то и больше. Эй, корабль — ну и что? Может быть, он уже утонул. Андреа никто не нужен, кроме нее самой и ее красоты. Вот так.

Она встает и идет к окну. Шелк скользит по полу, но пол чист. Андреа думает о своем супруге-мореходе. Гонит прочь мысли о его бесспорно прекрасном члене… и еще более прекрасном, если это возможно, лице. Супруг должен уяснить одну вещь: если он привезет домой гонорею или чужой запах, если тайна каким-то образом откроется (а разоблачение не заставит себя долго ждать), то она… Андреа не может придумать, что сделает, если… ее взгляд падает на нож. Таким ножом многое можно сделать, кроме как вонзить в Маддалену.

Ибо теперь Андреа отомстит за свою мать — и отца, который, разумеется, стал жертвой жестоких и оскорбительных посягательств Маддалены.

Можно ли убить из пневматического пистолета?

Лицо Маддалены трепещет в прихожей. Если бы у нее были глаза, Андреа могла бы уставиться на нее и смотреть.

Почему ты забрала у меня Карла?

Голубой диван затерт до тоски. Хорошо бы сменить обивку. Но голубой — любимый цвет Каспера. А любимый цвет Андреа — оранжевый. Такая у них и квартира: оранжево-голубая. Андреа смотрит на Каспера, который сидит в кресле. Ей хочется сказать, промурлыкать что-нибудь, но вместо этого она идет на кухню и включает кофеварку.

— Хочешь кофе?

— Конечно.