Шолох: Тень разрастается

— Но вы ведь хотите закрыть портал, Тинави? — Давьер сначала отмахнулся от пролетавшего мимо него кузнечика с крыльями бабочки, а потом обвинительно ткнул в него пальцем: — Или вы хотите, чтобы в ближайшее время весь ваш обожаемый город наполнили вот эти твари? Обратите внимание — это самые мелкие. Стоит порталу немного еще вырасти, и… — маньяк явно собирался развернуть передо мной жуткую гипотетическую картину, но я не дала ему договорить:

— Я не собираюсь умирать, Давьер, — холодно ответила я.

Глаза маньяка округлились:

— А кто говорит про умирать?

— Ну а как же? Забрать чужую энергию в момент потухания искры — ваш любимый, помнится, способ словить халявной силы!

— Конечно, я не собираюсь вас убивать! — маньяк чуть за голову не схватился. — Вы же Карланонова! Просто отдайте мне свою унни! Обманите ее! Поступите «не по-джентельменски»!

— Как? — опешила я. Но где-то там, в глубине, припомнила, что Карл говорил это странную фразу про «не по-джентельменски»…

— Он что, не объяснил вам? — Давьер грязно выругался и потом скороговоркой прочеканил: — Зовеие унни на интересное, сложное колдовство, которое ей точно понравится. Например, соврите, что хотите заставить весь город левитировать. Или что-то еще такое же нежное. Заманите ее. А потом, когда она придет, будет уже у вас в руках — просто швырните ее в меня. Неоформленную. Я заберу.

Увидев мою удивленную физиономию, Давьер саркастически засмеялся:

— А вы думали, Тинави, мы никогда не обманываем бытие? Даже дружественная магия, как вы ее называете, не бывает без ссор с энергией.

— Почему тогда вы сказали про самопожертвование? — уточнила я.

Но сама уже приступила к описанной процедуре. Мысленно, всеми клеточками своего тела, всеми фибрами души, звала унни как следует повеселиться… Хорошо, что в детстве я посещала театральный кружок, работавший по методу легендарного иноземца Стайна Илавского. Умею верить в то, чем на деле и не пахнет.

— Потому что, когда обманываешь унни, она уходит от тебя. Хранители восстанавливают ее, проходя специальный обряд, — пояснил Теннет.

— А люди?

— Если люди предают дружбу унни, то она уходит навсегда, — ровно проговорил маньяк.

Я остановилась. Заплясавшие было на изнанке век теневые блики ускользнули.

— Навсегда? — тупо переспросила я, не замечая, как толстая пупырчатая гусеница забирается мне по ноге, а портал в Лиссае дорастает до размеров яблока… — Я лишусь карловой магии так же, как однажды лишилась классической? Снова буду калекой?

Теннет кивнул и щелчком сбил с меня распахнувшую зубастую пасть гусеницу:

— Поторопитесь, Тинави. Я начинаю думать, что быстрее было бы убить несколько пациентов в соседней палате… Заморозка времени займет минуты три. Представляете, сколько еще тварей просочится сквозь принца? И да. Соберите максимум унни. МАКСИМУМ. Если не хватит — вам конец.

Я поджала губы.

Что ж.

Это должно было случиться рано или поздно. Ну и прах с ней, с магией, в конце концов. Не так уж она и нужна…

Я прикрыла глаза и вновь начала вдохновленно соблазнять энергию бытия, обманывая ее на полную катушку, завлекая невероятными картинами якобы запланированного волшебства.

Мне всего то и надо было, что делать то, что всегда получалось у меня лучше всего: мечтать.

Я рассказывала унни волшебную сказку. Предлагала ей устроить — прямо сейчас — в Шолохе невероятный, непредсказуемый праздник волшебства, достоный не только хранителей и сильнейших магов других миров, но и самого и самого Отца Небесного. Сначал полыхнем фейерверками, потом расцветим все радугами, прилепим лошадям крылья, а гномов вырастим до размера троллей, затопим город водой, чтобы было красиво, как в Рамбле, но такой чудесной, чтоб под ней без масок дышалось, и — да — будем всем Шолохом левитировать до потери памяти.

Вдруг мои фантазии прервал недовольный голос Полыни:

— А сколько именно энергии должна собрать Тинави, чтобы ваш фокус удался, а, маньяк?

«Не сбиваться, не сбиваться, не думать об обмане, а то она все поймет и сразу уйдет!» — дернулась я. Но не могла не слышать диалог.

— Не мешайте, Ловчий. Лучше снова прилягте… Но раз встали — так займитесь тараканами, — отмахнулся Давьер от Полыни.

— Нет, сколько? Сравнимо с энергией двух человеческих жизней? — куратор пристал, как банный лист. Я знала эту его интонацию. Начинает говорить так — не отвяжется, пока своего не получит. Давьер тоже это почувствовал, видимо…

— Двух не хватит.

— Трех? Пяти? Семи?

— Может, пяти. Вы что, решили мне кого-то на заклание привести? Прямо сейчас? — неприязненно предположил маньяк.

— Почти, — сказал Полынь.

И оба умолкли. Хм. Я, встряхнувшись, вернулась к своим грандиозным фальшивым планам городской перестройки…

Но тут в палате раздался страшный грохот.

Не то что бы у нас до этого было тихо: сами понимаете, комнату наполнило уже никак не меньше двухсот иномирных насекомых, жужжащих и звенящих. Но тут грохот был вполне повседневный. Шолоховский такой. Строительный. Так в Речном управлении бахают на мостовую туши выловленных из реки кракенов. А в Казначействе — обрушивают на весы стопудовые мешки со свежими монетками.