Шолох: Тень разрастается

— Вы его сохранили? — Давьер выкрикнул эту фразу с неподдельным изумлением.

Я не удержалась и открыла глаза.

Полынь, по чьему виску ползла засохшая струйка крови (привет, цветочный горшок от Дахху), эдак небрежно, острым плечом опирался об огромный камень. Камень — настоящий кусок скалы высотой не меньше метра высотой — возвышался в центре комнаты. Темно-багровый, он пестрел желтыми пульсирующими прожилками и, казалось, был живым. Где-то там. Внутри.

— Это же улика, — Полынь снисходительно посмотрел на маньяка и дернул в сторону камня острым подбородком. — Быстро используйте! Давно ж собирались, да?

— Тинави, отпускайте унни… — ошалело пробормотал Давьер и подошел к кровавику.

Мне не требовалось разрешения, потому что я уже это сделала. Надо сказать, энергия и так была слегка разочарована резким сворачиванием наших планов — но восприняла это более или менее философски. Я ее не обманула. Я просто отвлеклась. Такое унни прощает.

Кровавик я видела первый раз в жизни, но сразу догадалась, что это он. Наряду с черной краской из Мудры, этот редкий камень славился тем, что умел накапливать энергию. Именно в него шолоховский маньяк этой весной сгонял унни, украденную у своих жертв. В кровавике, или, по-научному, — гематите — хранилась, поблескивая, жизненная энергия садовника Олафа Сигри, пособницы Давьера леди Айрин и других прошедших «Ночную пляску».

Честно говоря, я никак не ожидала, что Иноземное ведомство сохранит камень с заключенной внутри него «халявной» энергией. А Полынь не только ожидал, но и знал, где этот камень — в два Прыжка — раздобыть. Хорошо все-таки, когда есть куратор!

Пока я размышляла над всем этим, Анте Давьер положил ладони на кровавик. Нежно-нежно, будто синицу хотел приласкать. Под его пальцами камень завибрировал и чуть ли не замурчал. Маньяк тихонько вздохнул, неверяще, счастливо, когда его кожа засветилась прозрачным голубым цветом…

Теннет начал плести заклинание. Он разводил руки все шире и шире, будто открывал кому-то объятья. В пространстве между его руками вдруг начали появляться золотые, лиловые и синие шары планет с бисеринами спутников, плоскими кольцами, туманностями каких-то блестящих точек… Не настоящие планеты — а будто образцы из университетской библиотеки.

Планеты крутились вокруг Теннета, приближаясь и отдаляясь, и Теннет вглядывался в них, выбирая какую-то конкретную, нужную ему.

Наконец, выбрал. Золотую, чуть приплюснутую, с нарисованной на ней схематичной рожицей: один глаз открыт, один закрыт. Хранитель щелкнул по планете пальцем, и она вдруг обернулась огромным полупрозрачным пузырем. Остальные планеты, отвергнутые, растворились в воздухе…

Синеватый пузырь дробился и множился. Получавшиеся пузырики склеивались друг с дружкой, лопались и вырастали вновь. Они напоминали одновременно мыльную пену и смоляную жвачку дорогого сорта. Сложная конструкция из пузырей — хоть сейчас ставь инсталляцией в музей современного искусства — разрослась и величаво поплыла на Лиссая и поглотила принца вместе с порталом и лезущими из него насекомыми.

Теперь пузыри начали активно склеиваться, пока, в итоге, не превратились в один-единственный, большой пузырь вокруг Его Высочества. Лиссай оказался будто заключенный в прочное стекло имаграфа.

Теннет что-то протянул нараспев и, неожиданно упав на колени, стукнул ладонями по мраморному полу Лазарета. Свет в магических сферах замигал, будто передавая кому-то послание на морской азбуке.

Полынь с любопытством уставился на свои болтавшиеся на цепочке часы. Стрелки у них бешено, с жужжанием, закрутились. Закрутилась и вся комната, закрутилась я, закрутились сбившиеся в стайку приспешники Зверя, пушечное мясо в армии Небытия… Я подумала, что меня сейчас стошнит от подобного насилия над вестибуляркой. Полынь жадно оглядывался, запоминая, что к чему, и смотрел на маньяка с тщательно скрываемым уважением.

Теннет проорал какое-то многосложное слово с превалирующими в нем звуками «тс» и «ш», а потом снова ударил ладонями об пол.

Кружение остановилось.

Комната вернулась в свое нормальное состояние: белое и унылое.

Лиссай, портал и кучка насекомых в зеленом пузыре живописно замерли в центре палаты. Уменьши всю эту композицию раз в тридцать — получится симпатичный такой кулончик на шею… Только и надо что металлической проволокой оплести, да на цепочку надеть. Это вам не банальность с мухой в янтаре. Тут все куда изысканнее.

Давьер поднялся с пола, кивнул нам с Полынью:

— Советую вам поскорее разобраться с теми, кто уже проник в Шолох. Это неприятно. Хотя главное зло я притормозил, — и он горделиво блеснул глазательно.

— Обязательно. Но у вас же осталась еще энергия после колдовства, я чувствую ее поле, — Полынь вздернул бровь. — Так что присоединяйтесь к уборке.

Давьер развел руками:

— Простите, но это для меня. За хорошую работу.

И маньяк, блаженно прикрыв глаза, чуть-чуть подлетел над полом… Буквально сантиметров на пятнадцать. Чуть-чуть покрутился туда-сюда, подставил лицо воображаемому солнцу… А через секунд десять уже опустился обратно. Энергия кончилась.