Шолох: Тень разрастается

Я присела на корточки перед шалашом Дахху, надеясь, что вблизи смогу разглядеть следы пропавшего друга. Увы! Снежный наст был столь прочным, что никаких отпечатков не оставалось, хоть бы тут и горный тролль сплясал.

Я растерянно побродила вокруг нашего лагеря, натужно вглядываясь вдаль. Плоская драконья равнина хорошо просматривалась — вплоть до зубчатых скал, венчающих ее по кругу, как кремниевая корона.

Ни намека на движение. Темные силуэты спящих в отдалении драконов мирно подымались и опускались в такт дыханию. Перед их стоянкой традиционно дымилась кладка с яйцами.

Возможно, ребята спрятались от моего взора внутри нее или же под боком одного из ящеров. Впрочем, это было бы очень глупо, ибо за вечер в компании драконов мы поняли, что они, за исключением Петра, — отнюдь не благодушные создания. («Запомните правила безопасности в драконьем лагере,» — предупредил привратник Петр, — «Не мешайте драконам-с. Не врите драконам-с. Не перечьте драконам-с. Сжечь нахалов нам куда проще, чем вести дис-с-с-с-спуты о поведении-с»).

Скорее, наша грешная троица свинтила уже далеко-далеко. Но в каком направлении и зачем?

Прикинув варианты, я со вздохом повернулась к фиолетовой юрте, из верхушки которой задорно торчал пучок разноцветных перьев. Зашла внутрь.

— Полынь, проснись! — я наклонилась, чтобы потрясти куратора за плечо. Но он очнулся быстрее: не открывая глаз, перехватил мое запястье и вывернул вбок.

— Уй! — шепотом возопила я.

Полынь открыл глаза.

— Прости, привычка, — дежурно извинился он, — Что случилось? — и тотчас сел, согнувшись четко на девяносто градусов. Так резко, как, согласно сборникам страшилок, садятся покойники в гробу, некстати воскрешенные юморным некромантом…

— Дахху, Мелисандр и Теннет пропали. Ты можешь заглянуть в прошлое, чтобы понять, куда они делись? Такое Умение у Ходящих ведь тоже есть?

— Да, — кивнул Полынь, выкарабкиваясь из-под вороха одеял и споро натягивая сапоги. — Но при условии, что прошло не больше часа.

— Будем надеяться!

Мы вышли из теплой, ароматной палатки в ледяное царство ночи.

Куратор задумчиво потоптался перед шалашом Дахху (это напомнило мне кошек в поисках «хорошего места») и со вздохом сел прямо на снег, сложив ноги бабочкой.

Полынь с трудом задрал толстый рукав ватного пальто и по очереди снял с правой руки свои нескончаемые браслеты. Я с привычным интересом уставилась на его черные татуировки с идиотскими сюжетами: подмигивающие ундины, накаченные гномы, дурацкие цитаты и какие-то шестеренки, под которыми проглядывала, слегка мерцая, наколка-Глазница. Полынь надавил пальцем на изображение одного из кинжалов, будто летящих в нее.

— Редко пользуюсь этим Умением, — пояснил он. — Приходится соблюдать ритуал.

Багровая татуировка потухла, и куратор с шумом вдохнул ледяной воздух. Его зрачки, пульсируя, разрослись, черной пленкой затягивая глаза — получилось вполне себе по-драконьему. Полынь вытащил из-за ворота старинные часы на цепочке и медленно стал откручивать часовую стрелку назад, то и дело замирая. При этом куратор крутил головой, выворачивая ее, как сова, высматривая что-то, недоступное моему взору.

— Ну что там видно? — я заволновалась.

— Вот сейчас ты подло заглядываешь в наши палатки и тем самым грубо нарушаешь личное пространство команды, — цокнул языком куратор и подвинул стрелку еще дальше.

— А теперь? — не сдавалась я.

— Пусто. Никого. Хотя, погоди… О! — в голосе Полыни проскользнуло удивление.

— Что там, что?

— Неважно, — поколебавшись, ответил куратор.

Глаза его, обратившиеся двумя черными лужицами, смотрелись жутко. И печально.

— Это связано с нашими беглецами?

— Нет.

Я присела на снег рядом с Ловчим. Он с любопытством пялился на свою палатку, придерживая часовую стрелку возле отметки получасовой давности. Мне надоело ждать. Извинившись, я нагло потянулась к его часам и по-свойски двинула стрелку дальше:

— Давай уже поторопимся, ладно?

— Какого пепла? — возмутился Полынь.

— Ого! — ахнула я, потому что, стоило мне коснуться Ловчего, как мир вокруг претерпел значительные метаморфозы.

Во-первых, мне, кажется, что-то попало в глаза — что-то вроде линзы, какие студенты Академии любят вставлять в свои зерцала накануне Дня Всех Святых. Я догадалась, что так ощущается «черная пленка».

Во-вторых, действительность потускнела, а на ее место неестественными флуоресцентными красками вылез наш лагерь, каким он был полчаса назад. Новоявленные цвета вселенной были столь кричащими и ненатуральными, что с трудом верилось в их реальность.

— А ты говорил, не смогу Посмотреть! — восхищенно выдохнула я, глядя на то, как светящаяся лиловым цветом Андрис Йоукли нервно меряет шагами подступ к палатке Полыни — и все это под сияющими красными небесами.