Ведь «социализм, – писал М. Пришвин, – в смысле соединения людей – это что ни говори, а есть мировая тема нашего времени. Соединение всего разрозненного человека в единое существо стало настоятельной необходимостью, как будто человечество теперь подошло к потоку, через который для дальнейшего движения необходимо перекинуть мост» [7, 467].
Тектонический разлом, вдвиг громадной массы «неспелых душ» (А. Платонов) в реальное историческое действие, во многих случаях через трагические страдания и потери, привели к формированию нового, более объективного типа гуманизма, который апеллировал к несомненно большему кругу людей, активизировал их индивидуальность и способствовал их духовной практике.
Та контрреформация, о которой было написано чуть выше, связана с новым пониманием взаимоотношения у Шолохова человека и неких высших ценностей, которые, с одной стороны, полностью исчезли, уничтожились (один из героев «Тихого Дона» говорит – «отменили мы Бога»), а с другой, не получив ничего взамен, шолоховский герой должен искать опоры в привычных и – как правило – архаичных способах интерпретации и понимания жизни, в обращении к традициям, древней культуре, устной прежде всего, к тому человеческому началу внутри себя, которое как глина задерживает влагу и питательные соки и не дает разрушиться основанию, несмотря на то, что, казалось, верхний слой земли весь уничтожен, унесен «ураганом невиданной силы».
Несмотря на то, что Шолохов, как представляется, описывает региональный аспект (казачество) русской революции, он, без сомнения, сосредоточен на описании главного слоя русского общества – крестьянства.
Надо не забывать, что этимология слова «крестьянство» – это «хрестьянство», то есть люди христианской веры, с в о е й веры в противоположность не-верным, не-христям. Этот слой жителей, с таким определением его главной отличительной особенности, мог образовываться и существовать только на своей, «христианской» (крестьянской) земле, и связь их, христианского на-рода, с землей, с род-иной (род-ной стороной) гораздо более сильная, чем у других слоев этноса.
Отсутствие развитой литературы во времена формирования русского крестьянства, которая позволила бы зафиксировать духовные процессы саморефлексии основной массы народа применительно к основным нравственным, житейским и жизненным ценностям, сегодня позволяет лишь реконструировать их, моделировать и накладывать на дальнейшее развитие культуры.
Однако совершенно очевидно, что они, эти ценности, также не были закреплены устойчиво и в период торжества русской культуры XIX века, а постоянно представлялись перед сознанием наиболее чутких писателей как важнейшая, но не решаемая на данном этапе задача.
Компенсация этого недостатка закономерным способом происходит в период советской эпохи при всех необходимых оговорках, которыми необходимо было сопроводить этот процесс. Синергетический эффект возникает благодаря соединению сразу нескольких факторов. Во-первых, внешняя, официальная идеологическая среда была ориентирована на формулирование таких, сверхиндивидуальных ценностей и всячески это поощряла, во-вторых, в литературу влилась новая кровь, непосредственно представляющая основную массу русского общества: деятели культуры, появившиеся непосредственно из народной среды, и не так эпизодически, как во второй половине XIX века, а большим отрядом и со своими художественными амбициями; наконец, их появление было подготовлено требованием предшествующей русской культуры, которая настоятельно искала возможности более сильного и широкого представления интересов, идей и идеалов большинства народа. Таких художников, по большому счету, не могло быть много. В XX веке в русской литературе это А. Платонов, С. Есенин, М. Булгаков, М. Пришвин, А. Твардовский, это, наконец, М. Шолохов.
Поэтому, независимо от сложившихся схем, необходимо говорить о формировании в этом потоке культуры нового типа гуманистического содержания (родового), который определялся, так или иначе, в реальной жизни и настойчиво пробивал себе дорогу в индивидуальных судьбах литературных персонажей. Шолоховские герои здесь одни из первых.
Новый тип гуманизма – это не отказ от индивида в пользу коллектива и общества или народа и природы, как писал Ю. Селезнев, – это обновление в человеке его родовых черт и свойств, рождение новых духовных потребностей и возможностей.
Здесь методологически важным является понятие р о д о в о г о ч е л о в е к а, которое позволяет глубже проникнуть в смысл нового гуманизма15
. Можно заметить, что в определенном отношении более привлекательным было бы употребление понятия «симфонической личности», которое активно использовал Л. П. Карсавин. Однако понятие р о д о в о г о человека связано с безусловной ориентацией на человека «массы», представляющего основной фундамент русского общества как в XIX, так и в XX столетиях. Понятие же симфонической личности, имеющего четкие православно-византийские корни, ориентировано на рефлектирующую и обособленную индивидуальность человека, репрезентирующую лишь часть общества.