Шолохов: эстетика и мировоззрение

В своих первоначальных художественных проявлениях психологическая жизнь человека и способы ее передачи уточнялись и осуществлялись в фольклоре. Именно в устном народном творчестве определились самые общие представления народного сознания о сущности и формах психологических состояний человека. Пословицы, поговорки – так широко представленные и в творчестве Шолохова – не что иное, по выражению Н. Кравцова, как «древнейшие формы определения духовного мира человека» [17, 13]. Наиболее устойчивой формой психологического анализа, впервые определившейся в фольклоре, является пассивный или, опосредованный, психологизм. В таком виде психологический анализ в искусстве проходил в фольклоре первоначальный период своего становления. Внутреннее в героях народно-поэтического творчества не может иначе выразиться, как через констатацию внешнего их положения. Психологические состояния не настолько еще развиты у фольклорных персонажей, чтобы требовать для себя автономной области саморазвития, как это, например, произошло в древнерусской литературе. Весь психологический рисунок «Донских рассказов», первых книг «Тихого Дона», во многом «Поднятой целины» проработан Шолоховым на основании принципов опосредованного психологизма. Этот же тип психологизма широко представлен и в других произведениях писателя. Шолохов не отказывался от этих приемов даже тогда, когда его герои определяются в русле привычных для развитой литературы способов воссоздания психологии человека через несобственно-прямую речь, с применением развернутого психологического анализа, с помощью сложной системы природного параллелизма.

Решающим и определяющим критерием психологизма в фольклоре выступает оболочка души – тело, и его язык, речь его движений, жестов становится главным кодом психологизма.

Писатель широко использует принципы объективно-реалистической фиксации особенностей внешнего облика человека (хромоногость Пантелея Прокофьевича, «бирючьи» повадки Григория, медвежья неповоротливость Подтелкова, щербинка Давыдова и мн.др.), которые даются художником как некая природная, родовая черта этих героев, причем, подчас она может вступать в известное противоречие с тем, что мы узнаем об этом герое в дальнейшем, и тем, как он раскрывается в подробных формах психологизма. Эти пластические, фольклорные по своей природе, сравнения, являются во многом лаконичными, «свернутыми», но они предопределяют отличие данного героя от других, выпукло фиксируют его физическое, природное своеобразие. Нравственное содержание персонажей дополняется через иные приемы и способы их описания. Но объективно-природное начало, замешанное на фольклорной эстетике, никуда не исчезает из круга признаков героя, добавляет к его характеристике то, что не до конца раскрывается в более сложных формах психологического его описания.

Основное отличие психологизма Шолохова от классических форм психологизма, как, например, они выразились у Толстого, состоит в разности позиций, исходя из которых художниками исследуется психология своих героев, и в принципе не только психология, но вся жизнь. Взгляд со стороны культуры, был сменен у Шолохова взглядом, тесно сопряженным с изображаемой действительностью, с народной жизнью. Эстетика фольклора выступила для писателя одним из основных способов реализации данного подхода.

Русская литература 20-х годов прошедшего столетия испытывала определенные трудности в поисках средств именно психологического изображения человека. Отмечаемые многими исследователями явления депсихологизации, стремление к резкому рисунку психологических состояний героев в ранней советской литературе вполне объяснимы в свете проблемы художественного анализа характера человека из народа. Не существовало явно выраженной традиции в изображении подобного героя. Этот человеческий материал даже у Толстого в «народных рассказах» приобретал лаконичную художественную окраску, совершенно не схожую с динамичным и тонким рисунком «диалектики души». Шолохов, творчески используя опосредованные формы психологизма, сказовые приемы повествования, ориентируется на художественный опыт не столько классики, но прежде всего на традиции народнопоэтического творчества.

Эстетика Шолохова, сформировавшаяся в истории русской литературы как одна из наиболее плодотворных попыток объективного воссоздания исторического бытия народа и страны, была противоположна иным, более субъективированным усилиям по реконструкции тех же самых событий другими писателями. И в силу исторически востребованной объективности его эстетика необходимо опиралась на эстетику тех художественных систем, которые усиливали данный момент объективности. Обращение к фольклору стало не столько стилевым или художественным наследованием Шолоховым той линии русской культуры, которая всегда была сильна в ней, но инструментом, позволявшим без искажений и адекватно воссоздавать эпическое полотно о судьбах отечества и его людях.