Л. Толстой говорил: «Можно выдумывать все, что угодно, но нельзя выдумывать психологию» [27, 204]. Шолохов «не выдумывает» психологию своих героев, эта психология всецело определяется исключительными социальными обстоятельствами, острейшей социальной борьбой. Основное отличие психологизма Шолохова от классических форм психологизма, как, например, они выразились у Толстого, состоит в разности позиций, исходя из которых, художниками исследуется психология своих героев, и в принципе не только психология, но вся жизнь. Как мы уже неоднократно замечали, взгляд со стороны культуры, был сменен у Шолохова взглядом, тесно сопряженным с изображаемой действительностью. К тому же, как верно отметил В. Компанеец: «Практическое сознание шолоховских казаков естественно освобождало психологический анализ от утопического морализаторства» [28, 12].
У Шолохова, по сравнению с Толстым, нет чисто психологических коллизий, связанных с постановкой в пределах сознания героя этических или философских проблем в их оголенном виде. Действительность с ее жестокостью и кровью, необходимостью определенного социального выбора лишают героев Шолохова отвлеченной созерцательности и романтизированной мечтательности. Их только что «в полный голос» начинающая высказываться внутренняя жизнь, раскрываясь неожиданно, быть может, для них самих, оказывается лишь дополнительным моментом и стимулом к дальнейшему социальному действию, к более отчетливому определению своего места в меняющемся мире.
Герои Шолохова в «Донских рассказах» проявляют себя в иных, чем герои классической литература, ситуациях. Прежде всего, они берутся художником на изломе своих психологических конфликтов с реальностью. Подоснова же, внутренняя нравственная пружина этих конфликтов исключительно социальна. Поэтому мало сказать, что мышление и психология шолоховских героев предметны, что они, как правило, не опосредуются никакой сторонней отвлеченной идеей философского плана, – необходимо подчеркнуть, что в этой предметности психологических состояний героев выявляется особая система отношений человека и мира в эпоху революционного слома общества.
«Донские рассказы» – а именно они представляли собой основной художественный материал исследования в этой главе – это не только определенный шаг, движение писателя от известной «пробы пера» к мастерскому полотну удивительной силы и выразительности, не только своеобразная предыстория «Тихого Дона». Известно, что сам Шолохов отверг подобный подход к первым своим произведениям. «Донские рассказы» – это самостоятельный и во многих смыслах художественно совершенный цикл малых эпических произведений, в которых Шолохов в полный рост поставил самый крупный и серьезный вопрос советской литературы – изображение революции и народа, исследование новых социальных форм жизни. Без обращения писателя к эстетическим принципам устного народнопоэтического творчества, часть из которых была рассмотрена в этом разделе книги, сделать это было бы затруднительно.
Собственно, сами фольклорные тексты составляют значительную часть его произведений. Шолохов использует этот материал, находя в нем необходимый для объяснения изображаемых им событий смысл, беря его как многосоставную художественную параллель с авторским дискурсом, тем самым расширяя стилистические возможности своих текстов. Главная книга Шолохова «Тихий Дон» начинается с песенных эпиграфов, которые дают зачин всей эпопее о жизни народа. Но и дальше, с первых страниц романа фольклорная стихия мощно входит в стиль и существо повествования. Это делается Шолоховым через сравнение, фольклорно-диалектное слово, через народнопоэтические жанровые вкрапления – Прокофий, дед Григория, жил «бирюком», соседка «торочила» на проулке, – а вот первый портрет Григория – «в улыбке было… звероватое». Дальше писатель неоднократно будет использовать в романе сравнения с сильной фольклорной доминантой, которые не только являются адекватными для передачи внешности, поведения, поступков героев, но создают языковой и стилистический фон повествования, указывающий на эстетические ориентиры писателя. Но Шолохов использует и более сложные народнопоэтические приемы: Дуняшка «ласточкой чертила баз», Пантелей Прокофьевич «чертом попер в калитку», «тучей буревой» и т.п. Эта древнейшая форма сравнения посредством творительного падежа одно из самых ярких свидетельств связи творчества писателя с фольклорными способами изображения действительности. Даже авторские сравнения во многом насыщены этой фольклорной предметноизобразительной силой – «седой каракуль туч», «беленький стручок далекой колокольни».