Более верно особенность этих отношений в романах Толстого отмечал Д. Лукач: «Действие в романах Толстого, – писал он, – идет по кругу, центр которого образуют неосуществленные вполне, но всегда существующие предельные возможности; при этом каждая фигура имеет конкретное пространство, конкретный объем, в котором происходит движение ее чувств и сознания. Толстой изображает мгновения, преходящие душевные состояния персонажей, он делает это с неменьшей точностью и тонкостью, чем любой из наиболее одаренных «новых» реалистов. Но образ у него никогда не распадается при этом на множество отдельных легковесных построений, так как все они охватываются тем кругом, за пределы которого не могут выйти никакие душевные движения данного человека» [32, 309]. То есть Толстой – «диктатор» (Б. Эйхенбаум) не столько в силу особой этической позиций по отношению к персонажу, сколько в силу особенностей своего творческого метода, своего художественного мировоззрения. Душевные движения толстовских героев не выходят за пределы круга «авторского внимания» и в исключительно индивидуальные моменты своего художественного осуществления.
Что же обнаруживается в этом плане у Шолохова? Исследователи, как мы изложили выше, склоняются к тому, что в творчестве писателя обнаруживается новый синтез объективного и субъективного начал.
Толстовский аналитический психологизм привел к особой, чрезвычайно активной форме осуществления в «диалектике души» субъективного авторского начала. Шолоховский психологизм – это хорошо ощущается в первых трех книгах романа – продолжил эту традицию расщепляющего, всевидящего и всезнающего авторского ока, не оставляющего в своих героях никаких сокрытых мест. Но и в этих книгах, столь явно близких к Толстому, обнаружилась не свойственная формам психологического анализа классика XIX века интонация. Эта интонация возникала в шолоховском психологическом анализе прежде всего от усиленного внимания писателя к передаче внутренних состояний героев посредством описания их внешности, жестов, мимики, движений и т.п., то есть через принципы опосредованного психологизма, идущие у Шолохова несомненно от устного народнопоэтического творчества [33].
Важную роль в подобного рода психологическом анализе приобретают и многочисленные народные суждения, высказываемые в поговорках, пословицах, сказах, отдельных фразах второстепенных проходных персонажей. Нам кажется, что такое «молекулярное» выделение «голосов» народа, а также природы и истории в первых книгах «Тихого Дона» представляет собой подступы к появлению
В четвертой, заключительной книге романа такую роль на себя примет «хор». В этой книге авторская субъективность, проявляя себя прежде всего в непосредственной организации внутреннего мира героя, его художественного объема в принципе, понемногу начинает добавляться звучащими как бы извне объективными голосами народа, истории, жизни. Авторский голос становится все более объективен, а голоса со стороны все более субъективными – так вырисовывается процесс развития психологического анализа в четвертой книге.
Важно отметить, что это совмещение и взаимозамещение субъективного и объективного начал в психологическом анализе Шолохова, есть качество, свойственное не только особенностям психологизма, но чертам метода и стиля художника. Это качество синтезирующего порядка, когда субъективное авторское повествование (несомненно оставаясь все время таковым в своей непосредственной художественной специфике) включает в себя начало объективное, то есть из непосредственно аналитического, познающего, оно становится синтезирующим, – не только уже познающим, но и оценивающим. И эта оценка, суждение со знаком как положительным, так и отрицательным, становится превалирующей, решающей в психологическом анализе. Особенно ярко это проявляется в последних главах «Тихого Дона».