Шолохов: эстетика и мировоззрение

Время имеет в романе также и религиозное измерение – постоянные ссылки на христианский календарь и ориентирование героев именно на него: троицын день, Покров, рождество, святки, мясоед и пр. И военное измерение времени присутствует – «это было в турецкую кампанию», это было, когда позвали на военные сборы, когда началась мировая война с немцами, когда началась гражданская война, когда хотели арестовать Григория, когда Подтелков порубил пленных офицеров, когда убили Петра, когда был бой под Климовкой и т.д. Если в первом случае измерение времени, исходя из религиозных праздников и памятных дней, носит традиционный и устойчивый характер, которым принято отмечать и фиксировать сроки и время совершения событий, то время «военное» насыщено дополнительным сложным морально-психологическим и философским содержанием: события этого времени показываются в прямой связи с драматическими изменениями в судьбах героев, с процессом развития их самосознания. Можно сказать, что шкала религиозного времени также ориентирована на устойчивое структурирование «прошлого» времени, тогда как военное время не обладает такой устойчивостью, а напротив, делает временной процесс крайне прерывистым и нестабильным. Вектор этого времени направлен в такое пространство, которое, во-первых, разомкнуто по отношению к героям, а во-вторых, оно разрушает прежнее, круговое движение времени.

Мирное время характерно только для первой книги «Тихого Дона» – покос, рыбная ловля, начало летней страды. Это природное, семейное, обжитое время, выступающее неразрывно с топосами пространства мирного времени – поле, степь, огороды, река, как предельно очеловеченные топосы, даже тогда, когда природа демонстрирует человеку свое космическое равнодушие, и для которой жизнь, а стало быть и время, никогда не кончаются.

В первой же книге эпопеи есть образ хронотопа. Шолохов пишет: «А над хутором шли дни, сплетаясь с ночами, текли недели, ползли месяцы, дул ветер, на погоду гудела гора, и, застекленный осенней прозрачно-зеленой лазурью, равнодушно шел к морю Дон». Топос места, близкого, родного (хутор), окружен временем – днями, неделями, месяцами; природа – гора и река дальше живут своей жизнью, не обращая внимания на страдания и метания людей. Здесь также Шолохов дает основные признаки пространства – высокое (гора), низкое (река Дон), близкое (хутор), далекое (море).

В конце книги хронотоп у писателя приобретает некую универсальную полноту, достигая предельного онтологического синтеза. Субъективность различных аспектов времени и пространства, хронотоп в целом, снимается такой объективностью, где не остается места доминированию и торжеству частных аспектов хронотопа. Он становится максимально похожим на античный, в нем частное, субъективное не то что отвергнуто, но просто не имеет никакого существенного значения. Над всем этим торжествует некое мгновение сотворенной и одушевленной вселенной, в которой равномерно распределены смыслы и знания, достигнуто равновесие этой разбегающейся галактики, на какой-то миг, но достигнуто торжество и равновеликость этого вновь созданного мира – основному, космическому. Такого величия в истории мировой культуры достигали немногие произведения искусства. Хронотоп текста Шолохова адекватен реальному пространственно-временному субстрату. Это явление можно обозначить античным же термином – мимесис, когда незаметно размываются границы между реально-объективным и художественно-вымышленным.

Поток времени в эпопее Шолохова имеет четко выраженные характеристики исторически последовательного развития событий. Несмотря на то, что многие события показываются в ретроспективе, воспроизводятся сознаниями и голосами героев уже после их совершения, писателю важно сохранить четкие временные границы и линию эволюции своих героев, приближая их личное, индивидуальное время к времени историческому. Нам достоверно известны конкретно-исторические рамки повествования – от событий 1912 года до весны 1922. Подобного рода эпический принцип определен самим жанром «Тихого Дона»: нам дана парабола уже совершившихся событий, они закончены, завершены и поэтому пребывают в «прошлом» времени. Эта «прошлость» одновременно придают временному повествованию романа некий, как мы писали выше, мифологический оттенок: отстоящее на определенный отрезок времени событие, независимо от того, какой это отрезок времени, попадает в разряд мифического, интерпретационного феномена. Это происходит потому, что Шолохов совмещает личное, индивидуальное время своих любимых героев с общим движением народного целого, громадной массы людей, которые в своем предельном усилии меняют не только социальную природу общества, но и временные характеристики его онтологии, сути и смысла его дальнейшего развертывания.