Шолохов: эстетика и мировоззрение

Никакой опоры на так называемый пролетариат не было и не могло быть – российский рабочий не был к этому готов ни интеллектуально, ни с точки зрения его молодости как социальной прослойки российского общества. Он еще не выработал никаких первоначальных и примитивных форм самоорганизации и защиты своих прав в виде профсоюзов, создания условий для получения дополнительных образования и культуры. Русский пролетариат менее всех в Европе (из ведущих стран) был готов к управляющей роли в государстве. Он и идеологически не был готов к этому, так как у него не было практики борьбы за свои интересы: ему попросту не с кем было бороться, русская буржуазия была слаба, не организована политически и не имела политически определенной, внятной идеологии. Любопытно, что именно в России немалое количество буржуа поддерживали и морально и материально своих будущих могильщиков – революционеров-марксистов. Это именно что русский парадокс в истории, когда экономически господствующий класс добровольно и нравственно-сочувственно готовит своего врага. Поразительно, но русский купец (буржуа) во многом считал свой образ жизни и накопление богатств нравственно ущербным, греховным (мощное влияние ментальных черт русской культуры). Как тут было не совершиться революции против собственности под руководством горстки революционеров, живущей к тому же на средства представителей класса буржуазии, – тех, с кем им предстояло еще расправиться!

Доминантный аспект совершения революции в России и утверждение новых форм собственности, социальной жизни, идеалов, в конце концов, зиждился и на архаических представлениях и пожеланиях крестьянства. Но не в меньшей степени он основывался на потребности России (как особой цивилизации) в изменениях. Это был явно метафизический импульс, который, во-первых, исходил из постоянного нахождения России с самого начала петровских реформ в мировом потоке исторического бытия, а во-вторых, грозил, не будь никаких перемен в государстве, выпадением из истории. Конечно, этот последний момент не был отрефлектирован в менталитете русского крестьянина, но подспудно, интуитивно, он транспонировался через его ожидания новой жизни.

Поэтому прямой ответ на прямой вопрос – а была ли неизбежна русская революция? – заключается в следующем утверждении: безусловно, Да. У России не было больше времени для торможения в цивилизационном смысле.

Что было бы, если Россия смогла пойти по пути классической буржуазно-демократической революции? Проекция назад, в прошлое говорит о том, что не было реальной политической силы, которая могла бы возглавить и определить «нормальные» по европейским меркам формы этого процесса. Так что этот вариант также был «закрыт» для России.

* * *

Но была ли потребность в произведении революционных действий, особенно во время гражданской войны, в духовном смысле, внутренняя? Это центральный вопрос наших размышлений. По существу Россия была страной, в которой громадное количество ее населения было выключено не только из социальной жизни, но из культурной и цивилизационной (в широком смысле) также. Поговорим об этом поподробнее. В книге В. Г. Арсланова «“Третий путь” Андрея Платонова» – этой стороне русской революции уделяется немало места.

Ссылаясь на малоизвестные работы гениального русского художника А. Пластова – портреты крестьянских детей 30–50-х годов, то есть уже периода победившей революции, он рассуждает о ярко видимой и проявленной на этих изображениях «жажде новой жизни», которая в целом открывалась в людях, особенно в молодом поколении, как нечто совершенно неизвестное прежней русской действительности. Он выразительно пишет: «Ужасы были, трагедия была, но потому и трагедия, а не мусорная яма, что на лицах этих деревенских детей мы видим ту же жажду знания и истины, что переполняла ифлийцев… и которая, может быть, свойственна только людям, преисполненных великих сил созидательной жизни. Таково историческое завоевание России в ХХ в., и его Мих. Лифшиц (выдающийся мыслитель, учитель Арсланова, на идеи которого он во многом опирается, – Е. К.) считал своим долгом защищать от клеветы и падения в бездонную пропасть, защищать хотя бы морально, если нельзя практически. Вот что вместе с Лифшицем – и совершенно независимо от него – понимал простой человек, на плечах которого все держалось. Благодаря Ивану Денисовичу и Василию Теркину удалось поднять, а не опустить планку духовной жизни в ХХ в. Несмотря на все ужасы, провалы и поражения» [3, 149].