Шолохов: эстетика и мировоззрение

Значительную роль в проявлении обостренного отношения к марксизму и особо глубокому прочувствованию его идей в России сыграла русская культура, особенно литература. Об этом мы много писали в других своих работах [2]. Нельзя при рассмотрении этой проблемы игнорировать и ментальные характеристики уже сформировавшегося к этому времени (середина – вторая половина XIX века) психотипа русского человека. Этому психотипу было свойственно быстро загораться особо важными и влияющими на значительное количество людей идеями; наличествовало чувство необходимой жертвенности, присущей каждому русскому человеку для спасения собственной души или, по крайней мере, для служения обществу; постоянно присутствовало острое ощущение существующей несправедливости в том типе общества, который сложился в России, а также в большинстве стран Запада (капитализм и эксплуатация человека человеком); немаловажное место занимало религиозное представление о возможности построения «царствия Божьего на земле» – весь этот сложный набор мотивов и идей (он еще не весь нами указан и перечислен) привел к тому, что идеи крайне радикального, быстрейшего преобразования жизни на основаниях равенства и справедливости начал торжествовать в русском обществе в середине и второй половине XIX века. Причем, процесс этот происходил в умах не самых плохих людей российской истории, подпитанных великими гуманистическими идеями русской культуры ее «золотого» века, вероятно, самого авторитетного и лучшего по своим достижениям на всем тысячелетнем протяжении жизни России.

Значение русской литературы в этом отношении трудно преуменьшить. Она настойчиво била в одну и ту же точку, указывая на существование значительного числа «маленьких», «униженных и оскорбленных», брошенных обществом людей. Воспитанное на протяжении веков ментальное чувство справедливости «по Христу» (перечитаем Достоевского, который особенно остро чувствовал эту духовную сторону русского); наличие общин в деревне, свойственность русской культуры больше уповать на «мнение народное», общую, «родовую» психологию и мнение; разрушение и неприятие в определенном отношении идей индивидуализма, персонности; непрохождение России ни через Возрождение, ни через религиозную Реформацию – все это сформировало в окончательном виде ментальные начала русского человека и стало сильнейшим раздражителем социальной активности русского общества на рубеже веков. Русское художественное слово и оригинальная ментальность русского человека послужили главным детонатором глобальной русской революции, повлиявшей на развитие всей мировой цивилизации. Фактически, конкретные русские революции (за исключением, может быть, лишь событий 1905–1907 годов), и в феврале, и в октябре 1917 года предстали перед страной и русским обществом в своем карикатурном виде – и там, и там были произведены локальные перевороты ограниченного, утилитарного толка.

Ни «февралисты» (кадеты и иже с ними), ни «октябристы» (большевики и эсеры) до конца не верили в возможность общенациональных революционных потрясений, в рамках которых происходит приход новых социальных сил к управлению государством, а эти силы, в свою очередь, представляют слои общества, нуждающихся в переменах по экономическим и социально-психологическим причинам – ничего этого и близко не было в этих двух революциях. И в первом и во втором случае власть практически сама отказывалась от своей защиты, плыла по течению «революционной реки», какое, как ей казалось, было основным, а на деле выступало мелким притоком, – она, власть, оказалась ничтожной с духовногосударственной точки зрения. Особенно парадоксально это выглядит по отношению к большевистскому перевороту, который имел узкотехнический характер – просто разгон Учредительного собрания, что не особо понималось основной массой бунтующего народа – возможно ли это? и что делать в дальнейшем?

И в одном и в другом случаях власть просто лежала под ногами, и ее необходимо было поднять. Самый пронырливый и верткий это и осуществил. Во втором случае, особенно впечатляющем (с большевиками) – уже после этого были включены социальные механизмы, сделавшие возможным организацию значительной части населения по защите тех форм идеологии, которая и самими вождями пролетарской революции не понималась отчетливо. Сработал практический инстинкт Ленина и Троцкого: они почувствовали, какой исторический путь перед ними открывается.

Нельзя также не отметить колоссального разрыва идеологического плана между малочисленной группой европейски образованных революционеров-интеллигентов и большинства российского населения. Русский народ, устав от событий и смертей первой мировой войны и будучи уже практически неуправляемой массой людей по причине интеллектуального и фактического вырождения дворянства как правящего класса и монархии как формы государственного управления, жаждал глобальных изменений, которые сводились к нескольким понятным для него лозунгам – «хлеба и земли», «долой самодержавие», «вся власть Советам».