Читаем Шолохов. Незаконный полностью

Ниже была размещена заметка о замечательном и чуть грустном подарке, что Шолохов получил в канун юбилея: «Это было в июле 1942 года. Наша дивизия занимала рубеж обороны вдоль левого берега Дона у станицы Вёшенской и прилежащих к ней хуторов… Неожиданно появились фашистские бомбардировщики. Близко раздался взрыв, где-то в стороне упала ещё одна бомба. Пробегаю несколько домов – открытая калитка, влетаю во двор. На несколько минут всё кругом заволакивается густым облаком пыли. Когда оно рассеялось, я увидел, что дом полуразрушен. Во все стороны беспорядочно торчали балки и брёвна.

…На обожжённой земле лежала книжка, полузасыпанная песком. На сероватой обложке – гранёный штык и ветвь дерева – первое издание романа “Как закалялась сталь”.

Раскрыл книгу: на титуле написано: “Товарищу Мише Шолохову…” – и подпись внизу: “Н. Островский”. Эта книга стала боевым спутником нашей гвардейской дивизии, которая закончила свой фронтовой путь на Дунае…

Она оказалась единственной уцелевшей из библиотеки писателя. Гр. Гогоберидзе».

Третья полоса также была отдана Шолохову.

Статья Ольги Форш «Рождённые бурей» о его героях, братский привет с Украины – статья Олеся Гончара «Могучее дарование», международное признание – статья венгерского писателя Петера Вереша «Живая летопись революции».

Несмотря на стилистическую типичность поздравлений, все здравицы отличала удивительная и схожая черта: каждый автор писал о героях Шолохова как о близких ему людях.

Даже Петер Вереш: у него шолоховские персонажи словно бы перепутались с иными знаковыми персонажами мировой культуры и бродили меж них, не теряя достоинства.

«Дед Шукарь – такой же настоящий крестьянин, как и Санчо Панса Сервантеса: он также поступает на свой лад, каждый раз сообразуясь с обстоятельствами».

«…мы должны отрицать казавшееся вечной истиной изречение шекспировского Гамлета: “…решимости природный цвет хиреет под налётом мысли бледным”. А у Бунчуков, наоборот, мысль, как и вера, укрепляет решимость».

«…по сей день я вижу покрытый травой мелеховский двор в то раннее утро, когда старшая невестка Мелеховых, Дарья, ослепляя белизной босых ног, пробегает через двор к хлеву, чтобы подоить коров. Я вижу даже след её ног на поблескивающей росою траве, и вместе с Пантелеем Прокофьевичем я слежу, как измятая босыми ногами Дарьи трава через несколько минут выпрямляется…»

К шолоховскому юбилею в Институте мировой литературы и Пушкинском Доме состоялись учёные советы с докладами и пышными планами по изучению творчества.

В Концертном зале имени Чайковского провели юбилейный вечер.

От Союза писателей юбиляра поздравлял Леонид Леонов. Артисты читали прозу, неизменные казаки – пели. В зале сидели министры, друзья, ответственные и почётные товарищи. Жена Мария Петровна, дети, внучка – на первом ряду и он среди своих: внешне ещё моложавый, полный сил.

На другой день в малом кругу отмечал день рождения в новом ресторане «Прага». Были, помимо близких, давний добрый приятель Юрий Пермитин, поэт, теперь редактор журнала «Огонёк» Анатолий Софронов, писатель и украинский товарищ Олесь Гончар, критик Михаил Шкерин, Иван Погорелов – тот самый, с которым переживали в конце тридцатых неслыханные приключения, – Антон Югов – один из руководителей болгарской компартии, а теперь ещё и родственник.

Поднимая тост, он вдруг сказал жене:

– Знаю, трудно со мной жить, но что поделаешь. Надо.

Шолохов был заново переутверждён государством в качестве классика и национальной гордости.

В августе Рюрикова убрали с должности редактора «Литературной газеты» и поставили на эту должность писателя Всеволода Кочетова. Для 33-летнего автора всего двух романов, всерьёз вступившего в литературу только после войны, это был вертикальный взлёт.

На Кочетова и Виктора Некрасова делал в те годы Шолохов основную ставку. Он искал наследников, – не себе, но огромному делу русской советской литературы.

* * *

Режиссёр Сергей Герасимов был на год моложе Шолохова (и на год его переживёт) и родился тоже в мае, но на три дня раньше, 21-го.

Лауреат трёх Сталинских премий и народный артист СССР, он пребывал тогда в зените славы.

К середине пятидесятых Герасимов снял дюжину советских кинематографических шедевров – в 1936 году – «Семеро смелых», в 1941-м – «Маскарад» по Лермонтову, в 1943-м – первый полнометражный фильм о Великой Отечественной «Непобедимые».

Сталин поручил Герасимову стать режиссёром Парада Победы – и это, наряду с фильмами, стало очередным его замечательным творением: фашистские знамёна, брошенные к стенам Кремля – это всё он.

В 1948-м Герасимов сделал культовую «Молодую гвардию» по Фадееву. Неизменной мечтой его было экранизировать «Тихий Дон». Впервые с этой идеей он обратился в Комитет по делам кинематографии ещё в 1939-м, но тогда получил отказ.

К донской земле Герасимов не имел никакого отношения. Жизнь его сложилась на перекрестье судеб и конфликтов, казалось бы, далёких от романа. Но если всмотреться…

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное