Шолохов. Незаконный

– У нас жила Анна Антоновна, кухарка. Она пришла к нам в 1930 году, в голод. Сама букановская. Её семью раскулачили, и она девчонкой осталась одна, потому что была в монастыре в Михайловке в это время.

– А почему она была в монастыре?

– Прислуживала там. Не монахиней была, но прислуживала. Монастырь этот закрыли, и она пришла к нам.

– Потому что знала вас?

– Она знала, что Шолохов может помочь. Больше ничего не знала. К нему тогда, в тридцатые годы, в голод, шли, потому что больше не к кому было. Вроде он всё может. Уже тогда так думали о нём…

И она появилась у нас однажды – знаете, такая рослая казачка, но очень худая, и на лице пух такой от голода. И говорит: «Помогите устроиться на работу, чтобы паёк какой-нибудь получать – я умираю от голода».

Бабушка, папина мать, Анастасия Даниловна, жила с нами. Как раз тогда Саша, мой брат, родился. Бабушке и маме трудно было управляться и с хозяйством, и с детьми. И отец говорит: оставайся и помогай бабушке, а потом посмотрим.

И так она осталась. И всю жизнь прожила у нас. Она приятная такая внешне была и вообще – статная казачка.

– Почему она не вышла замуж?

– Не захотела. Помню, приезжал какой-то тракторист из Колундаевки – свататься к ней. Она: «Ещё чего! Пусть едет обратно в Колундаевку свою!»

Светлана Михайловна заливисто смеётся, и я тоже смеюсь.

– Полная такая была – 123 кг, высокая. Хорошая была Анна Антоновна. И папина няня тоже у нас жила. Она когда-то папу нянчила, будучи ещё девчонкой: 12 или 14 лет ей было тогда.

– Она была кружилинская?

– Кружилинская. Вот и папу нянчила. А потом, когда мой брат Миша родился, папа нашёл свою старую няню и пригласил к нам. И она тоже у нас осталась жить.

Ведь как всё было заведено: мама была занята папой: то она ему перепечатывала что-то, то переписывала. Была рядом обязательно. Чтоб он мог крикнуть ей: «Марий!» – и она откликнется. Поэтому мы были предоставлены нянькам.

Папа очень беспокоился, что много людей у нас в доме постоянно, шум-гам. И он арендовал, а позже купил напротив нас маленький домик – две большие комнаты на двоих и кухня.

Анна Антоновна и няня приходили к нам утром, завтракали и обедали все вместе, а после обеда они уходили в свой домик. Суета вокруг, дети бегают, а они встают рано, им отдохнуть хочется.

И папа очень строго следил за тем, чтобы все дети завтракали за столом в одно время. И в обед – где бы мы там ни бегали и на пляже ни ныряли до умопомрачения, – чтоб явились вовремя. И вечером тоже. Не потому, что он педант такой был, а потому что: подали на стол, все вместе поели, посуду помыли, и няня с Анной Антоновной ушли. Чтобы они от нас отдыхали.

– Кто были его главные друзья?

– Самый близкий и единственный друг – это Кудашёв Вася. Остальные, можно сказать, приятели.

Первое время, когда денег не было, он и останавливался у Кудашёва, и жил у него. И Вася приезжал каждое лето, месяцами у нас жил – они с отцом охотились вместе.

Вася Кудашёв отцу верил во всём, любому его слову. Какую бы ерунду отец ни сказал – он это воспринимал совершенно серьёзно. А отец любил использовать его такую любовь беззаветную, – Светлана Михайловна снова заразительно и молодо смеётся. – Но самое интересное: Вася никогда не обижался на отца.

Пришёл как-то Василий, а у него на пальце заусенец – немножко он его отодрал и ранка образовалась. А отец же для Васи был мэтром по всем предметам – и по физике, и по химии, и по медицине.

Спрашивает: «Мишуль, посмотри, что у меня такое?»

Тот с серьёзным видом посмотрел:

– Вася, срочно иди к врачу, у тебя начинается заражение крови. Оттяпают тебе палец – как стрелять будешь на охоте?

– А к какому врачу идти?

– К Склифосовскому.

И Кудашёв поехал в больницу Склифосовского.

Возвращается в гостиницу и говорит:

– Мишуль, ну, по-всякому можно шутить, но так-то зачем?! Я зашёл туда, говорю: мне нужно к хирургу, – меня направили к хирургу. Захожу, показываю ему палец, а он мне: вы что, издеваетесь? И матом меня, матом! И выпер из кабинета…

У отца было пристрастие к людям с чудинкой.

Вот к нам, например, приезжал и подолгу жил, а иногда и зимовал у нас Валентин Иванович Ходунов. Он карлик был, при этом абсолютно нормальный, очень неглупый человек – но вот такой. А у нас же знаете как – над такими людьми все подсмеиваются.

– Откуда отец его знал?

– В семье Громославских – маминой семье – четыре дочери было. И он со всеми дочерями по очереди играл в детстве. А потом, одинокий, остался в Букановской. Ему зимой становилось совсем тоскливо – так он приедет к нам и живёт. На охоту в Казахстан едут родители – и он с ними едет…

…А так – нет. – Светлана Михайловна возвращается к вопросу о друзьях и становится на миг серьёзной и задумчивой. – В сущности, отец очень одиноким человеком был. Ему какие-то развлечения, сборища, тем более заседания и юбилеи были неинтересны. Он много читал. И я его без ружья или без книги – не помню. Разве что, когда приезжал какой-то новый человек – поговорить, что-то узнать, – да. А так нет, – повторяет она.

– А Луговой?

– Пётр Кузьмич Луговой после ареста… сломался. И запил страшно.