Шпага для библиотекаря

Тогда, в середине семидесятых я ездил в старую усадьбу по просёлку, а сейчас нам пришлось петлять лесными тропками, объезжая толстенные корни и попадая то и дело передними колёсами в притаившиеся в траве ямки. Один раз тропку шагах в двадцати перед нами пересекло кабанье семейство. Я облился холодным потом, когда свинячий патриарх с горбатой холкой и длинными жёлтыми клыками, торчащими из-под нижней губы, повернулся к нам – и уставился в упор своими крошечными глазками, пока его выводок пересекал магистраль. Он словно давал понять чужакам: «не лезьте, а то пожалеете…» Я потянулся к нагану, сознавая, что бросься сейчас кабан в атаку – его не остановить и полным барабаном. Но обошлось: когда хвостик последнего поросёнка (не закрученный в колечки, как рисуют в мультиках и детских книжках, а заканчивающийся аккуратной волосяной кисточкой) скрылся в кустах, свин недовольно хрюкнул и последовал за ним. Ну а мы… мы просто поехали дальше. Изрядно напуганная Мати молчала и старалась держаться поближе ко мне, Рафик под нос ругался по-армянски.

Скоро ехать по тропе стало невозможно – слишком близко пододвинулись с обеих сторон непролазные кусты, слишком много выбоин и ям лезло под колёса. По моим расчётам до большой поляны, посредине которой стоит усадьба, оставалось не больше трёхсот метров. Так что мы спрятали велики в кустах и дальше шли пешком. Но далеко уйти не удалось – вскоре мы услышали собачий лай, звонкий, заливистый, и – приближающийся. По нашу душу – или местный помещик решил отвлечься от мыслей о приближающейся войне, отправившись на охоту?

Ответ был получен через минуту. Из кустов одна за другой выскочили четыре собаки – не знаю, как называется эта порода, но явно что-то охотничье: гладкошёрстные, бурые с чёрными во всю спину, чепраками, чёрными же висячими ушами и вытянутыми, как у ирландских сеттеров, мордами. Собаки обложили нас, словно загнанного зверя, и принялись облаивать, держа, однако, безопасную дистанцию в три-пять шагов – от их брёха закладывало уши. Оттого, наверное, мы и прозевали подкрепление, явившееся на помощь хвостатому авангарду.

Трое мужчин, одетые куда добротнее деревенских жителей. Тот, что постарше, лет сорока-сорока пяти с окладистой с проседью чёрной бородой, был облачён в казакин – короткий, тонкого сукна, с невысоким стоячим воротником. За поясом у него торчал длинный охотничий нож в тиснёных кожаных ножнах. На ногах – хорошие сапоги, в руках кремнёвое ружьё, явно восточной работы, с ложем, инкрустированным бисером и тонкой медной проволокой. И ствол его, направляемый недрогнувшей рукой, смотрел мне прямо в живот.

Одежда бородатого было победнее, но всё равно – куда там бобрищевским! Один тоже вооружился ружьецом, правда, покороче и попроще; арсенал второго составляло короткое копьё с поперечиной под широким наконечником. Медвежья (или кабанья, кто их разберёт?) рогатина? Значит, всё же охотники?

– А ну, не балуй! – строго сказал бородач, заметив движение к рукоятке нагана. Я поспешно отдёрнул руку: не хватало получить в живот горсть свинцовой сечки – или чем он там заряжает свой карамультук?

– Их сиятельство молодой граф Никита Андреич велели обойти дозором усадьбу – и видать, не зря, коли вы тут шлёндраете! Сенька, – обернулся он к одному из спутников, – дуй в рожок, дай знать их сиятельству, что мы тут с добычей!

«…ага, значит всё же караульщики. Скорее всего, егеря или псари этого самого графа. Ну, мы попали…»

Я покосился на Рафика. Армянин, к счастью, не пытался хвататься за свой кинжал – видимо, был слишком ошарашен неожиданным появлением «дозорных».

Владелец рогатины снял с кожаного ремешка закрученный бубликом охотничий рожок и издал несколько громких немелодичных трелей. В ответ в отдалении прозвучал другой сигнал.

– Вот и ладненько. – удовлетворённо сказал бородач. – Чичас молодой граф с друзьями своими прискачут, ему и обскажете, кто вы такие и чего вы сюда припёрлись, да ещё с бабой! Вот что, мил человек, дай-кось сюда пистолю. И ты, абрек, – он зыркнул на смуглого Рафика из-под кустистых, в стиле «дорогого Леонида Ильича», бровей, – ножик свой вынь как есть, в ножнах. А будет кто упираться – как Бог свят, заеду в рожу!

Привычка самому заботиться о своём коне у настоящего кавалериста в крови, ведь сплошь и рядом от коня зависит жизнь всадника, и к гусарам сие относится в особенности. Это тяжёлая кавалерия, всякие там кирасиры с драгунами, ходят в атаку рысью, переходя на галоп хорошо, если шагах в ста от неприятеля. Гусары же, как и казачки, по бранному полю летают стрижами, да и в обыденной своей службе – разведочных вылазках, фланкировках, или доставляя депеши начальству, предпочитавшему употреблять для этой цели именно легкоконных – сплошь и рядом вынуждены полагаться на резвость своих скакунов.