Шпага для библиотекаря

Поляк отскочил назад и потёр левой рукой раненое предплечье. Я гадко ухмыляюсь – ладонь у поляка вся была в крови.

– Извини, не могу сказать о тебе того же. Клинком, машешь, как быдлак-косиньер[34] своим рожном…

Сказанное было обидно и к тому же несправедливо – саблей Гжегош владел превосходно. Но я стремился разозлить его, выбить из равновесия – и вполне своей цели добился. Поляк взвыл от злобы, прыгнул на меня, занося саблю для сокрушительного удара сверху. Но этот раз я не стал играть в уклоняшки – просто шагнул навстречу и, приняв удар на сильную, нижнюю часть клинка, левой рукой перехватил его запястье. Резко, с отшагом, рванул на себя – и когда Гжегош качнулся вперёд в попытке сохранить равновесие, ударил его дужками гарды в лицо – и тут же добавил коленом в живот. Поляк послушно согнулся вдвое, и третий, заключительный удар обрушился на затылок. Бедняга повалился на землю мешком, не издав ни звука.

– Э вуаля, мсье![35]

Ну как тут можно удержаться и не вспомнить реплику любимого актёра из любимого же фильма?

XIII

– Право же, Никита Витальич, вас на минуту без присмотра оставить нельзя! И что за декаданс вы тут устроили, скажите-ка на милость?

За спиной затрещали ветки. Я обернулся – из кустов на меня смотрела лошадиная морда, поверх которой язвительно ухмылялся поручик Ростовцев. За его спиной храпели кони и качались гусарские кивера вперемешку с суконными шапками донцов.

– Ну что, отвели душу? Вот как знал, что вы учините что-нибудь подобное! Ментик гусарский надели – и головой своей думать больше не надо? Целы хоть, или поранены?

– Да цел я, цел, что мне сделается! – отозвался я, даже не пытаясь скрыть широкой улыбки. Ростовцев со своими людьми появился чрезвычайно вовремя.

Поручик сделал знак. Двое казаков соскочили с сёдел и принялись осматривать распростёртых на земле людей.

– Зря всё же вы так, Никита Витальич, мальчишество это. Нашли с кем рубиться! Поляки – они на саблях шибко лютые…

Сумцы тем временем взялись потрошить трофейные саквы и чемоданы. Видимо, поручик заранее их проинструктировал – все незнакомые, непривычные предметы они выкладывали на расстеленную по земле тряпицу. Я перебрал добычу: две снаряженные обоймы к карабину, горсть патронов; индивидуальный пакет, несколько пачек разных таблеток – анальгин, аспирин, стрептоцид, какие-то антибиотики, всё из аптечки нашей туристической группы. Нашейный чехольчик-«ксивник» из прорезиненной ткани, в котором нашлись студенческий билет Гжегоша и его же польский паспорт – тоненькая болотно-зелёного цвета книжечка с золотым тиснением в виде одноглавого орла и надписи «POLSKA RZECZPOSPOLITA LUDOWA»[36]. Я щёлкнул крышечкой плоской никелированной зажигалки – огонёк слабый, бензин почти выдохся. Ничего, в ДК, у Тёти Даши, кажется, была десятилитровая канистра для примуса…

Ещё в седельном чемодане Гжегоша обнаружилась одежда, приехавшая вместе с ним из двадцатого века – спортивный костюм, лыжные ботинки (и зачем они ему понадобились?) кеды, куртка на синтепоне, смена белья. И, конечно, венец коллекции – Тарле, «Наполеон». Странно, я, вроде, видел такую же книгу в тюке, извлечённом из озера? Видимо, в библиотеке было два экземпляра, и Гжегош решил захватить один с собой.

– Это, значит, и есть тот поляк, ваш современник?

Ростовцев стоял рядом, рассматривая выставку предметов из будущего.

«…вы даже не представляете, поручик, насколько он мой современник…»

– Так что, вашбродие, один лях помер. – отрапортовал подскочивший казак. – Второй оглоушенный и поцарапан слегка, даст Бог, скоро очухается. А третий отходит – у его одна пуля в груди, а другая в кишках. На шее крестик, наш, православный. Чудные дела, вашбродие – лях, а нашей веры!

– Видимо, из Литовский губернии, или из Белоруссии. – сказал Ростовцев. – Оттуда много народу Бонапарту служить пошло. Бумаги при нём не нашли?

Казак подал поручику сложенные листки.

– Так… – Ростовцев зашуршал бумагой. – Лейтенант Булгарин, Фаддей, третий эскадрон восьмого польского полка улан-шеволежёров, ротный командир…

– Как вы сказали? Фаддей Булгарин?

Я ушам своим не поверил. Но нет, всё правильно: хоть имя-фамилия владельца бумаг и написаны по-французски и повторены ниже по-польски, но разобрать можно. Он и есть, Фаддей Булгарин, лейтенант Восьмого уланского полка!

«…чудны дела твои, Господи…»

– Вы что, его знаете? – удивился Ростовцев.

– Как не знать! Не лично, разумеется, из книг. Довольно популярный в своё время литератор и журналист, известен кое-какими скандальными историями.

Не объяснять же сейчас, кто такой Пушкин, и в чём заключался его конфликт с Фаддеем Венедиктовичем, по поводу которого в окололитературном Петербурге будет в своё время сломано немало копий?

"…или уже не будет?.."

Кончился, вашбродие! – казак стянул шапку, перекрестился, вытащил из-под рубашки булгарина тёмный крестик и вложил ему в руки. – Надо бы тело забрать и закопать на погосте. Всё ж, не пёс какой, православный…