- Как убит? - встрепенулся отрок, но тут же охолонул: - Не в нем дело... то есть не в нем одном. Гвизольфи сегодня схвачен, по приказу Феофила, да вощаник Петр.
- Это как понимать - схвачен?
Олег Иваныч удивился. Феофил обычно именно через него проводил такие вещи - вот и подметная грамотца ему направлена, - а тут вдруг - схвачены. Кем, зачем? Почему в обход его, Олега? Не иначе - интриги Ставровы.
- То Варсонофьевы люди, - пояснил отрок. - Он теперь выслуживается пред Феофилом-владыкой, Варсонофий-то не хочет, чтоб с ним как с Пименом...
Олег Иваныч вздрогнул, вспомнив злую судьбу ключника. Вот уж поистине из князи в грязи. Бит кнутом да оштрафован. Сейчас - незнамо где...
- Как это - не знамо где? - перебил Гришаня. - В дальний монастырь подался, Дымский, что у Тихвинского погоста. Грехи замаливать. Феофил, грамоту сию дав, рек, чтоб и я туда ж собирался... в монахи. Завтра поутру отвезут, рек.
Последнюю часть фразы отрок произнес шепотом.
- Не хочу в монахи, Олег Иваныч, - помолчав, горько зашептал он. - А деваться некуда, иначе...
Добавил, что и монастырь ему светит только в лучшем случае - что там Гвизольфи да Петр-вощаник покажут? Может, главным стригольником выйдет, по словам их, Гришаня?
Отрок тихо заплакал.
- Не переживай, паря! - Олег Иваныч потрепал его по плечу. - Чай, не на Москве живем - вины-то твои еще доказать надо!
- А и докажут... учены.
- Ну, в этом я лучше разбираюсь, - усмехнулся Олег Иваныч. - А ну рассказывай, да без утайки, что на дворе вощаника делал, да часто ли, да кто еще был?
Гришаня вздохнул тяжко. Глотнул из кувшина квасу, взглянул на гостя:
- Хочешь?
- Обойдусь. Хотя, впрочем, давай.
Отрок дождался, когда гость напьется, потом только начал рассказ свой:
- Это в начале мая еще началось. Познакомился на Торгу с девчонкой, вощаника Петра дочкой, Ульянкой...
- Стой, стой, стой, - припомнил Олег Иваныч. - Черна коса, очи лазоревы - не она ль?
- Она, Олег Иваныч... - Гриша смущенно улыбнулся.
В общем, сначала на Торгу встречались, потом на лугах окраинных, а как-то раз Ульянка отрока на свой двор зазвала. С тех пор и повадился Гришаня к вощанику. Там и отца Алексея встретил и прочих стригольников. Правда, вовсе не из-за них к Петру хаживал, ясно - из-за кого...
А третьего дня вдруг неожиданно встретил там Гвизольфи. Обрадовался был за спасение благодарен - разговоры начал вести, хоть понимал - опасно то. Хотя разговоры-то вовсе не о вере были. Больше - о жизни. О Тамани, Гвизольфиной родине, о татарах да о городах фрязинских, Кафе да Суроже, что на море на Черном стоят, ранее Русским прозывавшемся. Много чего еще рассказывал Гвизольфи - и об Италии, стране фрязинской, о Венеции, Флоренции, Генуе, о Данте, поэте изрядном, даже стихи написал на березовице Гришане. Гвизольфи с Петром отец Алексей познакомил, да вскоре на Москву отъехал - сказывают, сам князь пригласил, Иване Васильевич... Может, и не столь ужасен Иван московский, как про него сказывают? Про стригольников, вон, тоже много чего болтают, а на деле - много ли правды в словах их сыщется? А Иван их зовет, на Москву-то, знать, чего-то от них надо...
Ивану-то ясно, чего надо... Олег Иваныч тихонько хмыкнул. Земли церковные забрать да богатства! Чтоб были они только у государя - боле ни у кого чтоб!
- Кроме Гвизольфи и Петра, кто при сем был?
- Ну... - Гришаня задумался, - Ульянка была, но она ни при чем, так, заходила иногда в отцову горницу, пироги приносила. Ну и, кажется, кто-то из подмастерьев заглядывал, круглолицый такой, Сувором звать...
Имя Сувора произнес Гришаня как-то не так, замявшись чуть. Другой бы и внимания не обратил, да только не Олег Иваныч - волк опытный.
- Ну, и чего там, с Сувором-то, выкладывай!
Отрок потупился. Потом рассказал, тихо так, словно нехотя... Хотя чего там - дело житейское. Ульянка-то не одному Гришане нравилась. Сувор тоже на нее виды имел. Другой-то подмастерье, Нифонтий, оженился недавно, а вот Сувор... Туповат был, это правда, однако упрям. К Ульянке приставал сперва, пока девчонка не пригрозила отцу пожаловаться. Тогда унялся. Так ничего и не сказала Ульянка Петру, а вот Гришане поведала. Очень за то отрок на Сувора обиделся.