Шпага Софийского дома (Новгородская сага - 1)

Так и просидели с Панфилом до вечера. Сидели, беседовали, медвяный квас потягивая, других слушали. Олегу Иванычу то любо было. Песен попеть, гусляров послушать, эх-ма, развернись душа! Не все работать - и отдыхать когда-то надо! Жаль, репертуар у местных не очень. Снулый больно. Ничего, дайте время - и рок-н-роллу научатся! Сбацают в лучшем виде какие-нибудь там "Синие замшевые ботинки". Олег эту песню и попытался напеть Панфилу - бубен у корчемных отобрал. Панфил на ложках наяривал, Гвизольфи по полу скакал усердно. Веселуха! Оглянуться не успели, как в окошке стемнело.

Вышли, коней от коновязи отвязали. Гвизольфи, шапку сняв, помахал, прощаясь - ему не по пути было. А Панфил вспомнил - давно хотел на Славенский конец заехать, дружка старинного навестить - отца Хрисанфия, настоятеля церкви Воскресения, что на Павлова улице, совсем рядом с Олеговой усадьбой. Так и поехали вместе - веселей и не так опасно - на двух-то вооруженных мужиков напади, попробуй.

Взяли в путь медку стоялого кувшинец изрядный, не для пьянства, здоровья ради, ветер-то... нет, утих, кажись... Ну - все одно, не май месяц!

Так и ехали. Остановятся, выпьют - и дальше. Не езда - счастье! И никаких тебе гаишников! Хорошо, каурый Олегов конек дорогу сам знал.

Доехав до развилки на Павлова, остановились прощаться. В кувшине-то уж на донышке плескалось.

- Слышь, Олега... Ты зачем меня просил в какую-то трубку подуть? - чуть заикаясь, переспросил Панфил. - В какую трубку-то? И зачем дуть?

- Проба на алкоголь, Панфиле! - хохотнув, Олег Иваныч приложился к кувшину. Да так и застыл, словно римская статуя!

На углу Ильинской и Славной горело. Хорошо так горело, весело. Можно даже сказать - пылало ярчайшим пламенем. То место, где находилась усадьба Феофилакта - родной дом Олега Иваныча!

- Стой, Панфил, кажись, мои хоромы горят! - враз протрезвел Олег Иваныч. Вскинулся в седло - шпоры! Вмиг до усадьбы домчался. За ним и Панфил, может, помочь чем.

Пока горел только овин и часть стены, у которой, как знал Олег, лежало заготовленное на зиму сено. Не поместилось все в овин-то...

Сторож Акинфий да дедко Евфимий со своими оглоедами деловито таскали ведра с водой от ближайшего колодца. Колодец на самой усадьбе, судя по всему, был уже до дна вычерпан. Кособокий Пафнутий, кренясь, несся в сторону ближайшей церкви Ильи. Через минуту с колокольни послышался звон. Набат называется. Со всех домов на Славной, Ильинской, Павлова, Нутной выбегали люди. С ведрами, баграми, крючьями.

- Какая-то падла паклю на двор швырнула, - увидев Олега, пояснил дед Евфимий. - Вон, смотри-ко, как бы ишо...

Старик кивнул на заднюю часть двора, за хоромами, куда, брошенная из-за ограды, полетела горящая головня.

- Ну, шильники, ужо...

Выхватив шпагу, Олег Иваныч бросился на двор. С разбега перемахнул ограду.

Увидев его, отпрянула в темноту чья-то фигура.

- Стой! Стой, сволочь!

Фигура внезапно обернулась, выбросив пылающий факел. Всего на какой-то миг обернулась. Но и этого мига хватило. Хватило, чтоб узнать.

Тимоха Рысь! Закоренелый садист и убийца, а теперь вот еще и поджигатель!

Ну, на сей-то раз не уйдешь, собака!

Тимоха тоже узнал Олега. Разбушевавшееся пламя ярко осветило округу. Шильник стоял, ухмыляясь, никакого оружия в его руках не было.

Ну и не надо! Не тот это человек, чтоб играть с ним в благородство.

Олег подбежал ближе, взмахнул шпагой...

Что-то ударило его в левый бок, резко и сильно, словно гадюка кусила. Зашатался окружающий мир, затуманился, и вдруг приблизился к самым глазам грязный жесткий снег. Впрочем, его холода уже не почувствовал Олег Иваныч. Упал лицом вниз, ткнувшись головою в наметенный ветром сугроб.

- Дострелить, Тимоша? - вышел из тьмы шильник с самострелом.

- Не спеши, Митря, - ухмыльнулся Тимоха Рысь. - Сам добью, то мне сладко.

- А боярин?

- Боярину скажем - отбивался уж больно сильно.

- И то правда.

Подойдя к лежащему на снегу телу, Тимоха вытащил из-за пояса широкий кинжал непривычной формы... такой, какой иногда используют палачи. Примерился половчее.

Пущенное умелой рукой полено ударилось в голову шильника, кинжал упал на снег, сам Тимоха, ничего не понимая, еле успел сообразить скрыться...

- Окружай, окружай, робяты! - громко закричал Панфил Селивантов. - Там они, хари злодейские! У второго самострел - паситесь! Эх, Олежа, Олежа...

Панфил опустился на колени прямо в снег, рядом с Олегом. По его опаленной пожаром бороде текли слезы.

Глава 11

Москва. Ноябрь - декабрь 1470 г.

Приукрашивать облик Ивана Третьего нет ни необходимости, ни возможности. Его образ не окружен поэтическим ореолом. Перед нами - суровый прагматик, а не рыцарственный герой.

Ю. Г. Алексеев, "Государь Всея Руси".

...Время Ивана Третьего, время закручивания гаек, превращения уже не только дворян, но и бояр в забитых, знаюших свое место слуг великого князя.

А. Бушков, А. Буровский, "Россия, которой не было. Русская Атлантида"

Москва не знает ни блеска словесности, ни света просвещения, и сначала побирается крохами из Ростова и Новгорода...

И. Г. Прыжов, "История кабаков в России"

- Испей-ко, господине!