Шпион и предатель. Самая громкая шпионская история времен холодной войны

Гордиевский задавался вопросом, не напрасно ли он нервничает: как знать, не унаследовал ли он вместе с должностью Гука и его болезненную подозрительность?

Некоторые сотрудники МИ-6 сравнивали сложившуюся ситуацию с типичной дилеммой игрока. «Вы играете в рулетку, и у вас накопилась целая куча фишек. Как вы поступите: поставите их все на один последний кон? Или заберете выигранные деньги и встанете из-за стола?» Здесь просчитать риски тоже было нелегко, а ставки уже приобрели астрономическую величину: в случае нового выигрыша можно сорвать огромный куш и получить доступ к самым сокровенным тайнам КГБ, а в случае проигрыша Гордиевского можно потерять навсегда, или же он мог исчезнуть на долгие месяцы без каких-либо известий о его дальнейшей судьбе. Тем временем использовать и распространять полученные от него разведданные будет нельзя. А для самого Гордиевского проигрыш будет означать в конечном счете гибель.

Было что-то странное в тоне полученного сообщения — одновременно повелительном и вежливом. По существовавшей в КГБ традиции председатель лично назначал резидентов, особенно в странах вроде Великобритании, представлявших собой важный объект разведки. В январе, когда стало известно, что пост резидента достанется Олегу, Чебрикова не было в Москве, так что предстоящая встреча могла быть всего лишь официальным утверждением в должности — так сказать, «рукоположением» с участием самого шефа КГБ. Быть может, именно оттого, что Гордиевский еще не был торжественно «помазан» руководством КГБ, Никитенко и не оставил ему никаких секретных материалов и никто не прислал ему шифровальных кодов? Если КГБ подозревал его в измене, почему тогда его не отозвали домой немедленно, а дали двухдневную отсрочку? Возможно, его просто не хотели спугнуть срочным вызовом. Но ведь если они прознали, что он шпион, то почему к нему не подослали молодчиков из Тринадцатого отдела, специалистов по похищению людей, и не привезли в СССР насильно? А если все в порядке, то почему все-таки его не предупредили заблаговременно? Гордиевскому сообщили о его новой роли три месяца назад. Какие еще вопросы вдруг понадобилось обсуждать? И почему их сочли настолько важными и срочными, что об этом нельзя было упомянуть в телеграмме? Вызов поступил от самой верхушки КГБ — это был или тревожный знак, или знак большого уважения, которое теперь внушал Гордиевский.

Браун пытался проникнуть в замыслы КГБ. «Если бы они знали наверняка, они бы не стали так себя вести — и идти на риск, давая ему время улизнуть. Они бы повременили, принялись играть вдолгую, скармливая ему „цыплячий корм“ и выжидая. Они бы могли вернуть его домой и более профессиональными методами. Скажем, прислали бы ему ложное сообщение о смерти матери или нечто подобное».

Совещание закончилось, а план действий так и не был утвержден. Гордиевский согласился зайти на явочную квартиру снова следующим вечером, в пятницу, 17 мая. А пока что он заказал билет на самолет, вылетающий в Москву в воскресенье, и ничем не стал выдавать своего волнения.

Максим Паршиков выезжал из посольского гаража, направляясь на встречу в ресторане, как вдруг, к его удивлению, «к машине наперерез» бросился Гордиевский «и возбужденно заговорил через открытое окно: „Меня вызвали в Москву. Загляните ко мне после обеда, потолкуем“». Через два часа Паршиков зашел к Гордиевскому и увидел, что новый резидент «нервно ходит взад-вперед» по кабинету. Гордиевский рассказал, что его вызывают в Центр — получить окончательное благословение от Чебрикова. Само по себе это не было чем-то ненормальным, и все же, по словам Олега, в способе вызова было что-то странное: «Никто не присылал мне личных писем с заблаговременными предупреждениями. Ну, да делать нечего: съезжу на несколько дней, выясню, в чем дело. В мое отсутствие вы будете моим заместителем. Сидите тихо, ничего не предпринимайте до моего возвращения».

В Сенчури-хаус в кабинет самого К для обсуждения ситуации собрались на совет «шеф с другими главными»: Крис Кервен, недавно назначенный глава МИ-6, Джон Деверелл из МИ-5, отвечавший за страны советского блока, и куратор Гордиевского Саймон Браун. Никакой тревоги они не ощущали. Кое-кто в МИ-6 уверял позднее, что у них-то были серьезные опасения, но задним числом разведчики, как и все остальные, не прочь похвастать стопроцентным зрением. Дело было на мази, и Вероника Прайс с Саймоном Брауном, кураторы, лучше всего знакомые с делом Гордиевского, не видели серьезных оснований прикрывать лавочку прямо сейчас. Деверелл доложил, что в МИ-5 не заметили никаких признаков того, что КГБ засекло их шпиона. «Мы решили, что не можем сказать наверняка, безопасно ли ему возвращаться», — сказал он. Все сошлись на том, что окончательный выбор останется за самим Гордиевским. Его не будут вынуждать возвращаться в Москву, но и не станут склонять к капитуляции. «Все это были жалкие отмазки, — утверждал впоследствии один сотрудник МИ-6. — Его жизнь была в опасности, и нам нужно было защитить его».