Шпион и предатель. Самая громкая шпионская история времен холодной войны

В азартной игре главное — интуиция, то самое шестое чувство, которое позволяет игроку предвидеть события и читать мысли противника. Так что же все-таки знали в КГБ?

В действительности в Москве знали очень мало.

Полковник Виктор Буданов из Управления «К» (контрразведки) был, по общему мнению, «самым опасным человеком во всем КГБ». В 1980-е он служил в Восточной Германии, и там одним из сотрудников КГБ, находившихся под его началом, был молодой Владимир Путин. В Управлении «К» его роль состояла в том, чтобы изучать «пороки развития», обеспечивать безопасность в разных ответвлениях разведслужбы Первого главного управления, искоренять коррупцию среди сотрудников и выслеживать шпионов. Несгибаемый коммунист Буданов — худой и даже иссохший — обладал лисьим лицом и умом высококвалифицированного юриста. Его подход к работе отличался методичностью и придирчивостью. Он считал себя детективом, пекущимся о неукоснительном соблюдении правил, а вовсе не вершителем возмездия. «Мы всегда строго следовали букве закона, по крайней мере в то время, когда я еще служил и в контрразведке, и в разведке КГБ СССР. Мне никогда не приходилось идти ради какой-то цели на операции, которые приводили бы к нарушению закона на территории СССР». Он мог поймать шпиона, опираясь исключительно на улики и дедукцию.

Буданов узнал от начальства, что внутри КГБ есть крот, занимающий высокое положение. Имя его пока не называлось, зато было понятно, где он работает. Если предателя курирует британская разведка, вполне вероятно, что он сидит где-то в лондонской резидентуре. Перед отъездом из Лондона Леонид Никитенко, опытный контрразведчик, прислал в Москву ряд донесений, в которых критиковал Гордиевского и ставил под вопрос его благонадежность. Возможно, наводка, полученная от Эймса, в сочетании с непроверенными подозрениями Никитенко, указывала на нового резидента. Итак, подозрение падало на Гордиевского, но не на него одного. Вторым подозреваемым был сам Никитенко. Третьим — Паршиков, хотя его пока еще не отзывали. Были и другие. Сети МИ-6 были раскинуты повсюду, и крот мог оказаться где угодно. Буданов не знал наверняка, что предатель — Гордиевский, но он точно знал, что, как только человек, которого теперь ищут, окажется в Москве, его вину или невиновность можно будет установить, не боясь, что он в любой момент сбежит.

На следующее утро, в пятницу, 17 мая, из Центра пришла вторая срочная телеграмма, адресованная Гордиевскому, на сей раз — более успокоительного содержания: «Во время пребывания в Москве вам предстоит обстоятельно доложить о положении в Англии и о проблемах, актуальных для этой страны, разумеется, подкрепив свое сообщение убедительными фактами». Вот это уже наводило на мысли об обычном заседании: подобные требования подготовить как можно больше информации были как раз в порядке вещей. Горбачев, пришедший к власти всего три месяца назад, проявлял огромный интерес к Британии после своего успешного визита в конце минувшего года. А Чебриков славился строгой приверженностью протоколу. Пожалуй, поводов для опасений здесь нет.

В тот вечер Гордиевский и его кураторы вновь встретились на явочной квартире. Вероника Прайс принесла копченую семгу и хлеб с отрубями. Магнитофон был поставлен на запись.

Саймон Браун обрисовал ситуацию. В МИ-6 не располагали никакими разведданными, которые указывали бы на то, что вызов Олега в Москву представляет угрозу. Но если Гордиевский хочет перебежать сейчас, то он волен это сделать, и тогда его самого и его семью будут оберегать и окружать заботой всю оставшуюся жизнь. Если же он решит продолжать деятельность, то Британия останется навеки в долгу перед ним. Дорога привела к распутью. Можно выйти из игры прямо сейчас — сгрести все выигранные фишки и пойти в кассу за огромным выигрышем. Если же Гордиевский вернется из Москвы, получив персональное благословение на должность резидента от председателя КГБ, тогда британцы могут сорвать еще больший куш.

Позднее Браун рассуждал так: «Если бы он решил не ехать в Москву, никто не стал бы разубеждать его, об этом даже речи не шло. Думаю, он понимал, что мы говорим вполне искренне. Я, как мог, старался держаться беспристрастно».

Куратор закончил свой доклад заявлением: «Если вы считаете, что все это дурно пахнет, прекращайте деятельность сейчас же. Окончательное решение остается за вами. А если вы вернетесь в Москву и окажется, что дело плохо, тогда мы задействуем план эксфильтрации».

Нередко бывает так, что два человека слышат одни и те же слова — и при этом совершенно разные вещи. Именно так и произошло в тот момент. Браун думал, что предлагает Олегу путь к отступлению, одновременно напоминая о том, что, быть может, они упускают бесценную возможность. Гордиевскому же показалось, что ему велят возвращаться в Москву. Он надеялся услышать от своего куратора, что он сделал уже достаточно и теперь настала пора с честью отступить. Но Браун, следуя полученным инструкциям, не давал ему никаких подсказок. Решение должен был принять сам Гордиевский.