Шпион и предатель. Самая громкая шпионская история времен холодной войны

Буданова раздосадовало, что «сыворотка правды» не сработала как надо, хотя, похоже, Гордиевский не помнил того, что говорилось в ходе допроса. Расследование шло своим чередом.

Между тем в Лондоне команда, отвечавшая за операцию «Ноктон», не находила себе места. «Эти две недели тянулись для нас бесконечно долго», — вспоминал потом Саймон Браун. Из МИ-у сообщили, что Гордиевский позвонил из Москвы жене, но их разговор почему-то не записали целиком, а телефонные перехватчики не заметили, произносил ли Гордиевский ключевую условную фразу — вопрос по успеваемость дочек в школе. Подавал ли Гордиевский сигнал бедствия — или нет? «Сделать однозначное заключение не позволял недостаток данных». Когда высокопоставленный сотрудник МИ-6, поддерживавший связь с перехватчиками из МИ-у, спросил их, как же могло случиться, что они прозевали сигнал тревоги, поданный Гордиевским, ему ответили цитатой из Горация: Indignor quandoque bonus dormitat Homerus (что часто переводится приблизительно как «Даже Гомер иногда клюет носом»). Попросту выражаясь, и на старуху бывает проруха.

А затем прогремел удар грома. Из службы безопасности доложили, что для Лейлы Гордиевской и ее двух дочерей заказаны билеты на рейс в Москву. «Когда я это услышал, у меня кровь в жилах застыла», — вспоминал Браун. Внезапный отзыв семьи Гордиевского мог означать только одно: он сам в лапах КГБ, и никакое вмешательство невозможно. «Если бы мы как-то помешали им покинуть Британию, тем самым мы подписали бы ему смертный приговор».

В московскую службу МИ-6 отправили срочную телеграмму с инструкциями: сотрудникам полностью приготовиться к задействованию операции «Пимлико». Но в самой лондонской команде воцарился глубочайший пессимизм. Большинство предположило худшее и решило, что всему делу конец. «Когда семья Олега вернулась в Москву, мы почти не сомневались, что Гордиевский уже арестован. Мало кто верил, что ему удастся совершить побег». Итак, шпиона вычислили. Но как? Где вдруг произошла осечка?

Браун вспоминал: «Наступили жуткие дни. Вся наша команда была потрясена. Я перестал приходить на работу, потому что там все ходили, будто зомби. Но время шло, и я убедил себя, что мы совершили какую-то непоправимую ошибку и Олега уже нет в живых».

Из всех сотрудников МИ-6, посвященных в детали дела, ближе всего к Гордиевскому эмоционально была Вероника Прайс. Неустанная забота об охране его жизни была ее самым важным служебным заданием и каждодневным занятием еще с 1978 года. Несмотря на сильную тревогу, она сохраняла живость и деловитость. «Я подумала, что здесь мы уже сделали все, что могли. Теперь пора было подключаться людям, сидевшим в Москве». Но Прайс не собиралась просто горестно заламывать руки. Ее подопечный, предмет ее личной ответственности, исчез с радаров, но она была уверена, что его еще можно найти и спасти.

Прайс слышала от кого-то, что в начале лета на финско-советской границе свирепствуют комары. И она купила средство от комаров.

Главой службы МИ-6 в Москве был виконт (а позже граф) Рой Аскот — шпион, возможно, самых голубых кровей, какого только производила на свет Британия. Его прадед был когда-то премьер-министром. Дед с отцовской стороны, в честь которого его назвали, был ученым и юристом, одним из ярчайших представителей своего поколения, и погиб на Первой мировой войне. Его отец — второй граф — служил в колониальной администрации. Обычно люди или пресмыкаются перед аристократами, или предпочитают не замечать их родовитости. Принадлежность к высшей знати — хорошее прикрытие для шпионской деятельности, и виконт Аскот оказался исключительно хорошим шпионом. Поступив на службу в МИ-6 в 1980 году, он выучил русский язык и в 1983 году в возрасте тридцати одного года был откомандирован в Москву.

Перед отъездом из Британии Аскот и его жена Каролина прошли необходимый инструктаж: их ознакомили с операцией «Пимлико». Жены сотрудников считались дополнительными (неоплачиваемыми) помощниками службы МИ-6, и, когда нужно, их тоже посвящали в очень важные секреты. Виконтесса Каролина Аскот, дочь архитектора, была женщиной эрудированной, изобретательной и непоколебимо осмотрительной. Аскотам показали фотографию Гордиевского и заставили запомнить наизусть план действий, связанных с «моментальной передачей» и с эксфильтрацией. О Гордиевском (не называя его фамилии) и о том, где он может находиться и что может делать, им рассказала сама Вероника Прайс. Все называли его просто Пимлико. Виконтесса вспоминала: «Вероника будто сошла со страниц Джона Ле Карре. Судя по выражению ее лица, по тому, как она рассказывала об этом человеке, это был настоящий герой. Она открыто восхищалась им и считала его единственным в своем роде. Она сказала нам: „Пимлико — совершенно замечательный человек“».