Шпион и предатель. Самая громкая шпионская история времен холодной войны

Мать уговорила его отдохнуть по-настоящему, на природе. Среди многочисленных преимуществ, какие давала работа в КГБ, были и путевки в ведомственные санатории и дома отдыха. Одним из лучших оздоровительных центров КГБ считался санаторий «Семеновское», находившийся километрах в ста от Москвы. Он был создан в 1971 году по распоряжению председателя КГБ Юрия Андропова «для отдыха и лечения лидеров коммунистической партии и советского правительства»[71]. Продолжая делать вид, будто ничего особенного не происходит, руководство КГБ предоставило Гордиевскому путевку в санаторий — на стандартный 24-дневный срок.

Перед отъездом он позвонил своему старому другу Михаилу Любимову — бывшему резиденту КГБ в Копенгагене, переквалифицировавшемуся с тех пор в писатели. «Я вернулся, кажется, навсегда, меня отозвали», — сообщил ему Гордиевский «пришибленным» голосом. Они договорились встретиться. «Его вид сразил меня наповал, словно явление покойника: бледен, как полотно, трясущиеся руки, нервная прерывистая речь, — писал потом Любимов. — Недруги обнаружили у него на лондонской квартире книги Солженицына и других диссидентов, взяли в разработку, и вот сейчас… материалы реализовали, дали подножку и вызвали на „совещание“». Любимов, как всегда неунывающий, попытался ободрить его: «Плюнь на все, старик! Защищай кандидатскую, у тебя ведь отличная голова! Или подавай в отставку!» Но Гордиевский утешениям не поддавался и только пил водку — рюмка за рюмкой. («Весьма новый феномен, — отметил Любимов, — ибо я считал его одним из немногих трезвенников в ПГУ».) Гордиевский сообщил, что едет «подлечить нервы» в подмосковный санаторий, и вскоре откланялся. Любимова так встревожило душевное состояние старого друга, что он не выдержал и позвонил его начальнику Николаю Грибину, с которым сохранил добрые отношения: «Что там стряслось с Олегом? На нем лица нет! Разве можно доводить человека до такого состояния?» Грибин «был невнятен и сдержан, что-то пробормотал насчет кагэбэшного санатория в Семеновском, где снятый резидент должен излечиться». И закруглил разговор.[72]

Дата отъезда приближалась, и Гордиевский наконец принял решение: прежде чем уехать в санаторий, он подаст условный сигнал на Центральном рынке, что будет означать, что ему необходимо передать записку связному. По возвращении, спустя три воскресенья, он отправится к собору Василия Блаженного и там встретится со связным. Что именно он сообщит в записке для МИ-6, он пока не решил. Он лишь понимал, что ему необходимо выйти на контакт, прежде чем он сойдет с ума.

Тем временем следователи из КГБ наблюдали и прощупывали почву, перерывали различные архивные материалы, опрашивали всех, с кем когда-либо работал Гордиевский, выискивали улики, которые указали бы на его вину и позволили бы расправиться с ним.

Буданов набрался терпения. Но ждать ему пришлось недолго.

13 июня 1985 года Олдрич Эймс совершил одно из самых показательных предательств во всей истории шпионажа: он раскрыл имена не менее чем двадцати пяти агентов, работавших на западную разведку и против Советского Союза.

За месяц, который прошел со дня, когда Эймс получил свое первое денежное вознаграждение от КГБ, он пришел к убийственно логическому заключению. Любой из многочисленных шпионов ЦРУ, внедренных в ряды советской разведки, мог узнать о его намерениях и разоблачить его. Следовательно, единственный способ обезопасить себя — это сдать КГБ всех до одного агентов, способных выдать его. Русские заметут их и покончат со всеми разом: «Тогда бояться будет уже нечего». Эймс понимал, что подписывает смертный приговор всем, чьи имена назовет, но — рассуждал он — что поделать, если по их трупам лежит единственный путь, ведущий к его собственному спасению и обогащению.

«Все люди из моего списка 13 июня прекрасно знали, что рискуют жизнью. Если бы хоть один из них узнал про меня, он бы доложил в ЦРУ, и тогда меня арестовали бы и бросили в тюрьму… Тут не было ничего личного — таковы уж правила нашей игры».