Шпион и предатель. Самая громкая шпионская история времен холодной войны

Дочь генерала КГБ, с пеленок впитавшая официальную пропаганду, Лейла оставалась советской гражданкой и хранила беспрекословную верность своей стране. Конечно, ей нравилась жизнь на Западе, но она никогда не погружалась в нее так беззаветно, как он. Что окажется для нее важнее — политическая ответственность или верность мужу? Во всех тоталитарных системах человека приучают ставить интересы общества и государства выше личных интересов. И в нацистской Германии, и в коммунистической России, и в Камбодже при режиме красных кхмеров, и в сегодняшней Северной Корее готовность предать близких ради некоего общего блага считалась (или считается) главным признаком верности родине и идейной чистоты. Если он откроется Лейле, не отречется ли она от него? Если он расскажет ей о плане побега и предложит бежать вместе с ним, откажется она или согласится? Не выдаст ли его властям? Сомнения Гордиевского говорили о том, как глубоко въелись в сознание советских людей идеология и политика, насколько подорвали в них человеческий инстинкт: он не мог угадать, что именно пересилит — любовь жены к нему или ее коммунистические взгляды. Поэтому он решился испытать ее.

Однажды вечером, когда они с Лейлой сидели на балконе, где можно было не бояться прослушки, он попробовал прозондировать собственную жену, прибегнув к классическому кагэбэшному методу «подставы».

— Тебе ведь нравилось в Лондоне, правда? — спросил он.

Лейла ответила, что, конечно, в Лондоне у них была волшебная жизнь. Она уже соскучилась по ближневосточным ресторанчикам на Эджвер-роуд, паркам и музыкальным концертам.

Олег продолжал допытываться:

— Помнишь, ты говорила, что очень хочешь, чтобы наши девочки учились в английских школах?

Лейла, еще не понимая, куда ведут все эти вопросы, кивнула.

— Здесь у меня враги. Нас больше никогда не отправят в Лондон. Но у меня есть идея: мы можем поехать в Азербайджан, к твоим родственникам, а оттуда переберемся через горы в Турцию. Понимаешь, Лейла? Мы можем бежать за границу и снова попасть в Англию. Что ты на это скажешь? Давай сбежим, а?

Азербайджан и Турцию разделяла пятнадцатикилометровая граница, усиленно охранявшаяся военными. Конечно же, Гордиевский не собирался нелегально пересекать ее. Это было просто психологическое испытание. «Мне хотелось увидеть ее реакцию на мое предложение». Если Лейла согласится — значит, она уже морально готова нарушить советские законы и сбежать вместе с ним. Тогда он ознакомит ее с планом «Пимлико» и откроет ей истинную причину своего побега. Если же она откажется, а потом, после его исчезновения, ее станут допрашивать, она может дать следователям ложную подсказку и тем самым направить погоню в противоположную сторону — к азербайджано-турецкой границе.

Лейла посмотрела на мужа как на буйнопомешанного.

— Не болтай глупостей.

Гордиевский быстро переменил тему разговора. И где-то глубоко внутри него укоренилась ужасная мысль. «Мое сердце буквально разрывалось на части от безысходности положения». На преданность жены нельзя было положиться — значит, ему придется и дальше обманывать ее.

Возможно, он пришел тогда к неправильному выводу. Много лет спустя, когда Лейлу спросили, стала бы она доносить на мужа властям, если бы узнала о плане побега, она ответила: «Я бы дала ему сбежать. Олег сделал свой моральный выбор и хотя бы за это заслуживает уважения. Каким бы человеком его ни считали — плохим или хорошим, — он выбрал свой путь в жизни, потому что считал его необходимым. Я понимала, что ему грозит смертельная опасность, и я не стала бы брать грех на душу и отправлять его на смерть»[73]. Однако она не стала говорить, готова ли была сама бежать вместе с ним. Тогда, на балконе, Гордиевский снова сказал ей: «Против меня возник заговор, кое-кто очень завидует мне из-за того, что меня назначили резидентом. Но, если со мной что-нибудь случится, не верь ничему, что тебе станут рассказывать. Я — гордый, честный русский офицер, и я не сделал ничего дурного». Лейла поверила его словам.

Гордиевский не был склонен к самокопанию, но после этого разговора, лежа ночью в постели рядом с мирно спящей Лейлой, задумался о том, каким же человеком он стал. «Двойная жизнь… пагубно сказалась на моем эмоциональном состоянии». Он ведь так и не рассказал Лейле о том, кто он на самом деле. «Лейла воспитывалась как типичная советская девушка, и я не осмелился признаться ей, что работаю на британскую разведку, опасаясь, как бы она не донесла на меня. Поэтому был вынужден скрывать от нее главный смысл моего существования. Что более жестоко по отношению к жене или мужу — обман духовный или физический? Кто знает?»

Но он уже решился. «Первостепенной для меня оказалась необходимость спасти собственную шкуру». Что ж, он попытается сбежать в одиночку. В таком случае и Лейла, когда придет время, сможет с чистой совестью сказать кагэбэшникам, что ничего не знала.