В четыре часа он вышел из квартиры и в течение следующих двух часов сорока пяти минут выполнял сложнейшую операцию «проверки», или отрыва от хвоста: магазины, автобусы, метро, лестничные клетки многоэтажек, покупка съестного, чтобы было чем наполнить пустую сумку от
Во вторник вечером, 16 июля, стояла великолепная летняя погода, было тепло и ясно. Гордиевский медленным шагом дошел до булочной и, чтобы убить время, купил в магазине пачку сигарет. До времени подачи сигнала, половины восьмого, оставалось еще десять минут. Он встал у бровки тротуара неподалеку от магазина. Проспект был запружен машинами, мимо то и дело проезжали правительственные лимузины, на которых возвращались домой члены Политбюро и начальники из КГБ. Гордиевский закурил. Вдруг ему показалось, что стоять вот так на виду, на самом краю тротуара, — верх идиотизма. Вокруг было слишком много народу — люди читали афиши и расписание автобусов или, может быть, делали вид, что читают. Здесь наблюдалась какая-то подозрительная толчея. Внезапно из потока автомобилей вынырнула и притормозила у тротуара черная «волга» (любимая машина кагэбэшников). Из нее выскочили двое мужчин в темных костюмах. Гордиевский обмер от страха. Водитель остался за рулем и как-то подозрительно поглядел на Гордиевского. Те двое вошли в магазин и вскоре вышли с сейфом в руках: это оказались инкассаторы. У Гордиевского отлегло от сердца. Он снова закурил.
В тот день проверять место у булочной должен был Артур Джи, но поток машин двигался медленно.
Рой и Каролина Аскот ехали на званый ужин к одному русскому знакомому, бывшему дипломату. Когда они выехали на Кутузовский проспект на своем «саабе» и поехали на восток, за ними, как обычно, пристроилась машина наружного наблюдения. Машины кагэбэшников легко было узнать по лобовым стеклам: щетки в кагэбэшных автомойках по непонятным причинам не дотягивались до середины капота, поэтому у каждой машины посередине стекла виднелся предательский треугольник грязи. Аскот бросил взгляд в сторону от широкого проспекта и похолодел: перед булочной стоял мужчина и держал в руках импортный пластиковый пакет с кричащим узором, «словно сигнальный огонь среди серого моря блеклых советских хозяйственных сумок». На часах было семь сорок. У Гордиевского были инструкции: оставаться на месте не дольше получаса.
«Артур его прозевал, — подумал Аскот и тихонько выругался. — У меня все внутри оборвалось». Он ткнул Каролину в бок, показал на тротуар и начертил на приборном щитке букву «П» — что означало «Пимлико». Каролина едва сдержала порыв резко обернуться и посмотреть туда, куда показал муж: «Я сразу поняла, что он хотел сказать».
У Аскота было десять секунд на то, чтобы решить: не свернуть ли вбок и не подать ли ответный сигнал. Батончики
В действительности же, пока Аскот ехал на восток по Кутузовскому проспекту, Артур Джи проехал мимо булочной на своем «форде-сиерра», слегка замедлил ход и хорошенько оглядел тротуар. Там сновало довольно много народу — заметно больше, чем обычно бывало будними вечерами. И там, на краю тротуара, если только ему не померещилось, стоял мужчина в кепке с козырьком и держал в руках необычный пакет. Была ли на пакете большая красная буква
Джи с колотящимся сердцем поехал дальше, в конце проспекта развернулся, заехал в придомовой гараж и оставил там машину. Старательно делая вид, будто никуда не спешит, он поднялся на лифте к себе на этаж, вошел в квартиру, поставил на пол портфель и громко сказал, обращаясь к Рейчел: «Пойду куплю хлеба!»
Рейчел сразу же поняла, в чем дело. «Хлеба у нас было полно».
Джи быстро переоделся в серые брюки, схватил пакет от