За его решением оставить семью скрывалось или колоссальное самопожертвование, или эгоистичное чувство самосохранения, или, быть может, то и другое сразу. Гордиевский внушал себе, что у него нет выбора, но ведь именно это мы всегда внушаем себе, когда в действительности оказываемся перед чудовищным выбором.
У отца Лейлы, пожилого генерала КГБ, была дача в Азербайджане, на берегу Каспийского моря, где в детстве Лейла всегда проводила каникулы. Было решено, что сейчас она съездит с дочками туда, чтобы побыть на море и повидаться с азербайджанской родней. Маша и Аня очень обрадовались, что проведут целый месяц на юге, на дедушкиной даче, будут купаться и играть на солнце.
Прощание с семьей стало для Гордиевского одним из самых тяжелых испытаний. Оно было тем мучительнее, что ни Лейла, ни дети не понимали, что им предстоит за разлука. Это печальнейшее событие в жизни Гордиевского произошло среди городской толчеи и суеты — у входа в универмаг. Мыслями Лейла была уже далеко, ей еще нужно было успеть купить кое-что из одежды и еды перед тем, как садиться в поезд. Девочки забежали в магазин — Олег даже не успел обнять их на прощанье. Лейла чмокнула мужа в щеку и помахала рукой. «Поцелуй мог бы быть и понежнее», — сказал он, обращаясь наполовину к самому себе. Это был упрек человека, готового совершить дезертирство, которое приведет в лучшем случае к бессрочной разлуке, а в худшем случае — к его аресту, позору и расстрелу. Лейла не расслышала его слов. Даже не оглянувшись, она бросилась искать дочерей и растворилась в снующей магазинной толпе.
В воскресенье, 30 июня, после трехчасовой «проверки», измотанный и оцепеневший от нервного напряжения, Гордиевский пришел на Красную площадь, заполненную толпами советских туристов.
Он зашел в Музей Ленина и устремился в подземный туалет. Заперся в кабинке, вынул из кармана шариковую авторучку и конверт. Дрожащими руками написал большими печатными буквами записку:
НАХОЖУСЬ ПОД СТРОГИМ НАБЛЮДЕНИЕМ И В БОЛЬШОЙ ОПАСНОСТИ. НУЖДАЮСЬ В СКОРЕЙШЕЙ ЭКСФИЛЬТРАЦИИ. ОПАСАЮСЬ РАДИОАКТИВНОЙ ПЫЛИ И АВТОКАТАСТРОФ.
Гордиевский подозревал, что его вещи обрызганы особой шпионской пылью. Он знал, что КГБ иногда прибегает к отвратительным операциям: нарочно подстраивает автокатастрофы или наезды для устранения своих жертв.
Напоследок, желая еще раз убедиться в отсутствии хвоста, Гордиевский зашел в ГУМ — большой универсальный магазин, тянущийся вдоль одной из сторон Красной площади, — и долго бродил по этажам, переходя из секции в секцию. Если бы кто-нибудь наблюдал за ним в те минуты, то решил бы, что этот странный покупатель слишком нервничает и потому не решается ничего купить или — что он целенаправленно пытается уйти от слежки.
Только теперь Гордиевский заметил изъян, допущенный в плане условленной очной встречи: его должны были опознать по кепке, а на входе в собор Василия Блаженного мужчинам полагалось снимать головные уборы. (Религия в коммунистической России оказалась на птичьих правах, но, как ни странно, некоторые православные традиции все же соблюдались.) Но уже скоро этот прокол утратил всякое значение: около трех часов пополудни, когда Гордиевский вошел в просторный храм Покрова и устремился к лестнице в его дальнем конце, путь ему преградила большая табличка с объявлением: «ВЕРХНИЕ ЭТАЖИ ЗАКРЫТЫ НА ПЕРЕОФОРМЛЕНИЕ».
Вход на лестницу, на которой он надеялся передать записку, перекрывала запретительная лента. Гордиевский, мигом вспотевший от страха и выброса адреналина, не знал, что делать. Он притворился, будто любуется интерьером храма, а сам, вопреки очевидности, высматривал в толпе посетителей женщину в серой одежде. Но приглядывался он напрасно — только люди, похоже, начали недоуменно приглядываться к нему. В метро он тщательно изорвал свой «сигнал бедствия» в клочья, потом изжевал каждый клочок в кашицу и по дороге домой выплюнул их мелкими частями в несколько приемов. Уже на грани отчаяния он вернулся домой через три часа блужданий по городу, не понимая, когда и где кагэбэшные соглядатаи потеряли его след и снова нашли (если, конечно, они его теряли).
Очная встреча со связным провалилась. Сотрудники МИ-6 в Москве явно не получили сигнала, поданного Гордиевским на Центральном рынке 15 июня.
Причина же была простая. В МИ-6 уже знали, что верхний этаж Василия Блаженного закрыт на ремонт. «Мы, конечно, исходили из предположения, что, прежде чем подавать сигнал у Центрального рынка, Гордиевский на всякий случай наведается в собор Василия Блаженного. Тогда бы он сам понял, что встречаться там — дурная идея».
Уже много лет спустя Аскот говорил, что тот пропущенный сигнал стал огромной удачей: «И слава богу! Красная площадь была чудовищно неудачным местом для шпионской встречи, там же на каждом шагу шныряли кагэбэшники. Я сам пытался отменить тот план. Нас бы обязательно поймали».
КГБ ждал и наблюдал.