Шпион и предатель. Самая громкая шпионская история времен холодной войны

Лифт полз вниз, наверное, целую вечность. Артур зашагал к подземному переходу, борясь с желанием перейти на бег. Человека с пакетом уже не было. Артур засомневался — узнает ли он Пимлико? Ведь ему показывали только одну зернистую фотографию, на которой тот был запечатлен возле мясной лавки в пригороде датской столицы. «Я был абсолютно уверен, что видел кого-то», — вспоминал потом Джи. Он пристроился к очереди в булочной, не спуская глаз с улицы, где теперь народу, казалось, толклось еще больше. Джи решил пройтись мимо того места еще раз и полез в карман за пакетом от Harrods. И тут он увидел его.

Человек среднего роста, державший пакет от Safeway, стоял неподалеку в тени. Он курил сигарету. На секунду Джи пришел в замешательство. Вероника ни разу не упоминала о том, что Пимлико курит, а уж такую-то подробность она вряд ли упустила бы.

И в ту же секунду Гордиевский заметил Джи. Он уже собрался уходить и отступил на шаг от края тротуара. Его внимание привлекли даже не серые брюки и не движение, которым тот вынул из кармана зеленый пакет, вытащил шоколадный батончик и оторвал кончик черной обертки. Его внимание привлекло нечто неуловимое в повадках незнакомца. Изголодавшийся по Англии Гордиевский мгновенно и безошибочно опознал в человеке, который шел ему навстречу и жевал шоколадку, британца.

Они встретились взглядами меньше чем на секунду. Гордиевский «посмотрел ему в глаза с молчаливым призывом: „Да! Это я!“». Джи еще раз медленно откусил от батончика Mars, медленно отвел взгляд и пошел дальше.

Оба они с совершенной ясностью поняли, что сигнал подан — и получен.

Генерал Алиев принялся ворчать, когда Гордиевский, опоздав почти на два часа, наконец явился к нему, весь в поту и с какими-то историями, сочиненными в оправдание. «Замечательный цыпленок» оказался пережарен, но зять почему-то был «в приподнятом настроении» и с удовольствием уплетал неудавшееся угощенье.

Рой и Каролина Аскот вернулись с мучительного для них званого ужина около полуночи, за ними следовал хвост из пяти машин. Рядом с телефоном лежала записка от няни, где говорилось, что звонил Артур Джи и оставил сообщение.

Незадолго до того семнадцатилетний немецкий теннисист Борис Беккер впервые победил на Уимблдонском турнире. В оставленном сообщении говорилось: «Не зайдете ли ко мне на этой неделе посмотреть видео с записью турнира?»

Аскот улыбнулся и показал записку жене. Значит, Джи все-таки получил сигнал и ответил на него. «Я испытал огромное облегчение: он увидел! Но для нас все это было как начало Армагеддона».

Операция «Пимлико» была приведена в действие.

Группа наружного наблюдения, которой было поручено следить за Гордиевским, теряла его дважды. Оба раза он вскоре показывался снова, но понимал при этом, что после его исчезновений соглядатаи будут гораздо бдительнее, чем раньше, — если, конечно, они ответственно относятся к своей работе. Как ни странно, все оказалось иначе.

Решение использовать для наружного наблюдения команду из Первого главного управления — вместо опытнейших профессионалов из Седьмого управления — принималось исходя из соображений внутриведомственной политики. Виктор Грушко хотел, чтобы об измене Гордиевского узнало как можно меньше людей. Заместитель главы ПГУ вознамерился решить эту проблему — неприятную саму по себе и, возможно, грозившую новыми неприятностями — келейно, то есть своими силами. Но группа сотрудников, которой поручили наблюдать за подозреваемым, привыкла следить за китайскими дипломатами, а эта скучная работа почти не требовала ни опыта, ни фантазии. Исполнители этого поручения не знали, ни кто такой Гордиевский, ни что он натворил; они понятия не имели, что их приставили ходить хвостом к опытному шпиону и опасному предателю. И потому, когда Гордиевский оторвался от них, они подумали, что это простая случайность. В КГБ не было принято признавать свои неудачи, так как это не способствовало продвижению по службе. Поэтому, вместо того чтобы доложить начальству, что их добыча дважды от них уходила, приставленные к Гордиевскому сотрудники лишь испытали облегчение, когда он снова появился в их поле зрения, — и промолчали о случившемся.