Шпион и предатель. Самая громкая шпионская история времен холодной войны

Во второй половине 1983 года под воздействием «потенциально смертоносного сочетания рейгановской риторики и советской паранойи» Восток и Запад стремительно скатывались к вооруженному и, возможно, последнему конфликту. Выступая перед обеими палатами британского парламента, американский президент пообещал «выбросить марксизм-ленинизм на свалку истории»[47]. Полным ходом продолжалось наращивание военной мощи США, и параллельно велась интенсивная психологическая обработка — включая вторжения в советское воздушное пространство и тайные военно-морские операции, демонстрировавшие способность натовских кораблей подходить совсем близко к советским военным базам. Все это делалось для того, чтобы внушить русским тревогу, и своей цели американцы достигли. Операции «РЯН» было присвоено первостепенное значение, и КГБ принялся бомбардировать свои резидентуры по всему миру распоряжениями выискивать свидетельства того, что США и НАТО готовятся нанести по СССР внезапный ядерный удар. В августе по резидентурам была разослана личная телеграмма от начальника Первого главного управления (и впоследствии — руководителя КГБ) Владимира Крючкова, приказывавшая отслеживать любые признаки подготовки к войне, в частности, «тайного проникновения саботажных групп с ядерным, бактериологическим и химическим оружием» на территорию СССР. Те отделения КГБ, что послушно рапортовали о замеченной подозрительной деятельности, удостаивались похвалы; те, что молчали, подвергались суровой критике и получали наказ работать усерднее. Гука заставили признать «недоработки» в его стараниях выявить «особые планы США и НАТО по подготовке внезапного ракетно-ядерного нападения на СССР». Гордиевский называл всю операцию «РЯН» «смехотворной», однако донесения, которые он поставлял в МИ-6, не оставляли места для сомнений: советское руководство действительно боялось нападения, готовилось к отпору и настолько поддавалось панике, что полагало, будто выживание страны зависит от упреждающих действий. После трагического происшествия над Японским морем обстановка накалилась еще больше.

В ночь на 1 сентября 1983 года советский истребитель сбил корейский самолет Boeing 747 авиакомпании Korean Air Lines (KAL), по ошибке вошедший в советское воздушное пространство. Все пассажиры и члены экипажа — 269 человек — погибли. После атаки гражданского рейса KAL 007 отношения между Востоком и Западом резко испортились. Поначалу Москва вообще отрицала свою причастность к инциденту, а потом вдруг заявила, что это был шпионский самолет, намеренно нарушивший воздушную границу СССР, и что это была провокация со стороны США. Рональд Рейган осудил «кровавую расправу с корейским самолетом» как «проявление варварства… [и] нечеловеческой жестокости», и это заявление, подогревшее негодование в США и в мире, спровоцировало среди противников СССР «настоящую вакханалию фарисейства»[48] (как выразился позднее один американский чиновник). Конгресс США согласился снова увеличить расходы на оборону. Москва, в свой черед, истолковала негодование Запада из-за сбитого KAL 007 как искусственно раздутую моральную истерику, за которой должно последовать военное нападение. Вместо того чтобы принести извинения за трагическую ошибку, Кремль обвинил ЦРУ в «преступной провокации». На лондонскую резидентуру КГБ посыпался град телеграмм-молний с инструкциями: защищать советское имущество и советских граждан от возможного нападения, валить всю вину на Америку и собирать информацию, которая подкрепила бы теории заговора, в которые верили в Москве. Позже Центр похвалил лондонскую резидентуру за «усилия, направленные на противодействие антисоветской кампании, устроенной из-за южнокорейского самолета». Андропов, прикованный к постели тяжелой (и, как вскоре выяснится, смертельной) болезнью, с гневом обрушился на «возмутительный милитаристский психоз» Америки. Гордиевский тайно выносил все телеграммы из посольства и передавал их МИ-6.

Самолет, выполнявший рейс KAL 007, был сбит из-за элементарной профессиональной некомпетентности двух летчиков — корейского и советского. Но материалы, с которыми Гордиевский знакомил МИ-6, ясно показывали, что в условиях растущей напряженности и взаимного непонимания обычная человеческая трагедия до предела обострила и без того уже опасную политическую ситуацию.

На фоне этого взаимного злобного недоверия, непонимания и агрессии произошло событие, которое подвело холодную войну к самому краю пропасти и едва не вызвало настоящую войну.