Шпион, которого я убила

В комнату Милены сначала сунулся сосед, что-то горячо доказывая, потом он исчез, и в дверях показался пожилой грузный человек. Милена стояла, гордая и прямая, вздернув подбородок. Еве показалось, что она стала еще выше. В надменной посадке головы, в отставленной руке с мундштуком было что-то невозможное для простого фарса или представления, это была порода. Пока старик медленно разворачивал на шее шарф, он говорил, Ева видела, как двигаются его губы. Милена стояла, застыв, к Еве в профиль и смотрела на своего гостя сверху вниз — он едва доставал ей до подбородка.

— У нас не было детей, сейчас я понимаю, что это был подарок судьбы, а когда еще… Ну, вы понимаете? До катастрофы мне казалось, что надменное желание моей жены самой решать вопрос с деторождением не что иное, как попытка продемонстрировать свое превосходство. — Адам не мог остановиться.

По спине потекла струйка пота. Ева повела плечами, расслабляя их, и осторожно положила палец на курок.

— Ну скажи мне, ну объясни, что ты делаешь? — стараясь подавить в себе нахлынувшее раздражение и злость, спросил Марат.

— Я?.. А ты что тут делаешь?

— А ты?! — не выдержал он и закричал.

— Я тут живу! — обиделась Надежда. — Ты же знаешь, зачем орать? Ты меня ждешь? Ты злишься, потому что давно ждешь?

— Нет. Я совершенно не злюсь. Я просто пытаюсь понять, куда и зачем ты в очередной раз суешь свой любопытный нос?

— Никуда не сую! Я шла, мне показалось, что кто-то прячется в беседке…

— Надежда, ну посуди сама, что делает нормальная девушка, когда ей в страшном, темном дворе покажется, что кто-то затаился в беседке?

— Ты что, намекаешь, что я ненормальная?!

— Нормальная девушка бросится опрометью в подъезд, закричит, позовет на помощь!

— Ну и дура! — заявила Надежда. — Чего орать, если она не выяснила, кто это там сидит и зачем? Вот ты, почему нацепил на себя меховую шапку и телогрейку? А это что? Фотоаппарат!.. Все ясно.

— Что тебе ясно? — устало спросил Марат.

— Ты сидишь в засаде, приготовился сидеть долго, хочешь кого-то сфотографировать, только жаль, слишком темно для хорошего кадра.

— У меня отличная техника, не волнуйся. — Марат не выдержал и улыбнулся.

Старик в комнате Милены прошелся, потирая руки, встал на цыпочки, рассматривая фотографии в рамках на стене, разворошил ногой груду писем и открыток на полу. Наклонился, высматривая что-то заинтересовавшее, а когда выпрямился, в его руках была леска. Ева леску не увидела, она увидела ее держалки, которые старик устраивал в ладонях, шевеля пальцами. Милена не двинулась с места.

— Но с другой стороны, если бы сейчас рядом со мной был ребенок, категорическая обреченность и бессмысленность прожитой жизни так бы не тяготили, — вздохнул Адам и чуть подвинул коляску, развернув колесо.

— Сидеть! — сквозь зубы, не двигая губами, приказала Ева и нажала курок.

Надежда и Марат подняли головы вверх одновременно, на звон стекла.

— Это у Милены, — удивленно прошептала Надежда. — Она разбила окно, вот некстати! Мне совершенно некогда… — Она замолчала, заметив, что Марат смотрит не на осыпавшееся осколками стекла окно, а совершенно в противоположную сторону, что он стал бледным, что он стащил с головы смешную шапку и вытер ею лицо, и все смотрит и смотрит вверх, как будто хочет рассмотреть заблудившуюся птицу.

— Вы это хорошо сказали — «Сидеть!», как будто я могу встать, мне понравилось, — хихикает Адам, потом замолкает, когда женщина поворачивает к нему лицо. — Извините, я болтаю, болтаю, — смешался он, испугавшись отрешенного выражения на безумно красивом лице. Впотьмах, едва подсвеченное светом улицы, оно показалось ему невероятным, искушением дьявола, приглашением в потустороннюю жизнь.

— Ничего, — сглотнув, прошептала Ева. — Это ничего, вы говорите, а то мне уже пора.

— Как… пора? — Мужчина смотрит на сложную конструкцию у его окна, набирает воздуха, чтобы спросить, зачем же было городить такое, если… И вдруг понимает, что все уже сделано.

— Я все проболтал, да? Боже, это случается только со мной, только я могу пропустить самое важное!

— Это — не важное, — строго сказала Ева. — Повторите.

— Это — не важное, — мямлит Адам, наблюдая, как Ева разбирает винтовку.

— Не уходите так просто, подождите.

— Я не уйду просто, — сложив ножки треноги, Ева укладывает все в большую сумку, подходит к окну, натягивает на дыру в стекле квадратный лист полиэтилена с липучками по краям. — Я сначала приглашу к вам стекольщиков. Если не хотите менять стекла вечером, они приедут, когда скажете. — Она идет в коридор, Адам, очнувшись, катит за ней коляску.

— Не надо стекольщиков, я потом сам позвоню в ДЭЗ, вызову плотника, потом. — Он смотрит, как Ева зачищает ножом концы провода, достает из кармана куртки телефонную вилку, а из сумки изоленту. — Оставьте мне эту дыру.

— Зачем? — равнодушно спрашивает женщина, соединив провод и подключив телефон.

— Я буду через нее нюхать… жизнь, — отвечает мужчина.

— Работает, — Ева взяла из держателя на коляске трубку, послушала и протянула ему, чтобы он мог услышать гудок.